Савл снова ко мне спустился, теперь он был уже полностью одет. Теперь он был, как я это называю, «самим собой», и он сказал мне просто, с юмористическими нотками в голосе:
— Извини, что ушел, я просто не мог принять того, что ты говорила.
Я ответила:
— В последнее время что бы я ни начала обдумывать, это обязательно нагоняет на меня уныние и тоску. Может, я тоже не могу этого принять.
Он подошел ко мне и меня обнял. Он сказал:
— Мы друг друга утешаем. Вот я и думаю — зачем?
Потом, все еще продолжая обнимать меня:
— Мы обязательно должны иметь в виду, что люди с таким опытом, как наш с тобой, просто обязаны страдать от депрессии и чувства безнадежности.
— Или, может быть, как раз люди с таким опытом, как наш с тобой, в первых рядах тех, кто знает правду, потому что мы знаем на что мы сами способны?
Я предложила Савлу поесть, теперь мы заговорили о его детстве. Классически плохое детство, разбитая семья и все такое прочее. После обеда он пошел наверх, сказав, что хочет поработать. Почти сразу он снова спустился вниз, облокотился о дверной косяк и сказал мне небрежно:
— Знаешь, раньше я мог работать подряд много часов, теперь же мне каждый час нужен перерыв.
Опять — неловкость, диссонанс. Теперь, когда у меня было время все это обдумать, мне все понятно, но тогда я была просто смущена и сбита с толку. Ведь он говорил так, словно поработал час, а ведь на деле прошло всего-то минут пять. Он стоял в дверях, плечом опираясь на косяк, вид у него был беспокойный. Потом он мне сказал:
— Там, дома, у меня есть друг. Его родители расстались, когда он был совсем ребенком. Как думаешь, могло это дурно на него повлиять?
Я ответила не сразу, я словно онемела, потому что было предельно ясно, что его «друг» — это он сам. Но ведь не прошло и десяти минут с тех пор, как Савл рассказал мне о родителях.
Я сказала:
— Да, я уверена, что развод твоих родителей на тебя повлиял.
Он как-то дернулся, он подобрался, выражение лица стало закрытым и подозрительным, и он сказал:
— Откуда ты это знаешь?
(*10) Я сказала:
— У тебя плохая память, ты мне рассказывал о своих родителях несколько минут назад.
Он стоял бдительный, настороженный, думал. Черты лица заострились от терзавших его подозрений. Потом он проговорил, с трудом выдавливая из себя слова:
— Ну… я просто вспоминал своего друга, вот и все…
Он развернулся и пошел наверх.
А я так и осталась сидеть, озадаченная, пытаясь хоть как-то объяснить себе происходящее. Савл искренне забыл о том, что только что говорил со мной о своих родителях. И я могла легко припомнить еще с полдюжины подобных случаев, произошедших за последние несколько дней, — он что-нибудь мне рассказывал, а потом, спустя несколько минут, снова заговаривал об этом как о чем-то совершенно новом. Вчера, например, Савл сказал: «А помнишь, как я пришел сюда впервые», говоря об этом так, словно он живет здесь уже многие месяцы. В другой раз он сказал: «В тот раз мы пошли в индийский ресторан», при том что мы там обедали в тот же день, несколькими часами раньше.
Я прошла в большую комнату и закрыла за собой дверь. Между нами существует молчаливая договоренность, что, когда моя дверь закрыта, меня не стоит беспокоить. Иногда, когда моя дверь закрыта, я слышу, как он расхаживает по своей комнате прямо у меня над головой или как он спускается до середины лестницы, и это словно бы давит на меня, заставляя меня открыть дверь, и я это делаю. Но сегодня я крепко затворила дверь, села на кровать и попыталась все обдумать. На моем теле проступила легкая испарина, мои руки похолодели, у меня не получалось ровно дышать. Меня душила тревога, и я повторяла себе снова и снова: «Это не мое состояние тревоги, это не мое». Но мне это совсем не помогло. (*11) Я легла на пол, на спину, подложив под голову подушку, расслабилась и стала «играть в игру». Или попыталась это сделать. Ничего не получилось, потому что я слышала Савла, слышала, как он бродит, словно рыщет в поисках добычи там, у себя, наверху. Во мне отдавалось каждое его движение. Я подумала, что мне не мешало бы выйти проветриться, повидаться с кем-нибудь. Но с кем? Я знала, что я не могу обсуждать Савла с Молли. Я все равно ей позвонила, и она спросила между делом:
— Как Савл?
А я ответила:
— Хорошо.
Она мимоходом заметила, что виделась с Джейн Бонд и что та «не на шутку в него влюблена». Несколько дней я не вспоминала про Джейн Бонд, поэтому я быстренько поболтала с Молли о чем-то несущественном, положила трубку и снова легла на пол. Прошлым вечером Савл сказал мне: