Особенно,... 
87 
Наступила ужасающая, почти оглушающая тишина. Тоби совершенно неподвижно сидел на тракторе. Затем он медленно выдохнул и потер ладонями лицо. Отползти бы сейчас куда-нибудь и поспать. В последние несколько минут было слишком много переживаний. Он начал спускаться с сиденья и был слегка удивлен — оказывается, от крайнего напряжения мышц он весь одеревенел. Он сполз и наклонился растереть ногу. И опять изумился — оказывается, он почти голый, на нем одни только плавки.
— Тоби, ты был великолепен! — сказал рядом голос Доры. — Ты просто герой. С тобой все в порядке? Тоби, мы победили!
Тоби было не до излияний. Он чихнул и сказал:
— Да-да, со мной все о'кей. Давайте-ка глянем теперь на эту штуковину. А то, может, это старая кровать или еще что-нибудь.
Он проковылял мимо темной громадины посреди сарая, нашел свой фонарик. Затем направил на нее луч света.
Колокол лежал на боку, черный зев его все еще лохматился тиной. Внешняя его поверхность была сплошь покрыта коркой из водной растительности и ракушкообразных наростов и была ярко-зеленого цвета. Так он и лежал — зияющая пастью громадина, — и они молча глядели на него. Это было существо из иного мира.
— О Господи Боже мой! — наконец сказала Дора. Она говорила тихо, будто в присутствии колокола испытывала благоговейный страх. Она осторожно подошла и потрогала его. Металл был толстый, шершавый и удивительно теплый. Колокол лежал тут, как чудовище, выброшенное на сушу. — Я и представить себе не могла, что он такой огромный…
— А тот ли он самый? — спросил Тоби. Он глядел на колокол и удивлялся — как это можно было подчинить своей воле такой большой и неповоротливый предмет. Непонятно и то, как из такого темного места могло выйти столь ярко окрашенное существо. Он тоже притронулся к нему, почти робея.
— Поднеси-ка фонарь поближе, — сказала Дора. — Пол говорил, на нем были сцены из жизни Христовой.
Они вместе склонились над колоколом, направив свет прямо на яркую шероховатую поверхность. Чуть поодаль от края колокол, похоже, разделялся на части. Тоби поскреб пальцами в кружке света, отдирая корку из тины и водорослей. Что-то начало проступать. «О Господи», — сказал Тоби. Глаза уставились на них с рельефного квадрата, и открылась сценка с коленопреклоненными фигурками.
— Должно быть, тот! — сказала Дора. — Только я не узнаю, что это. Скреби дальше. Какие они причудливые! Ага, есть и другая сценка. Да это же Рождество Христово! Видишь, вол, осел? А вот люди ловят рыбу. А вот и люди за столом — наверно, это Тайная Вечеря. А вот и распятие.
— И воскресение, — сказал Тоби.
— Здесь что-то написано, — сказала Дора.
Тоби направил свет на обод колокола. Украшенные крестами странных очертаний слова явственно проступили на зеленом металле. Минуту спустя он сказал:
— Да, это латынь.
— Читай.
— Vox ego sum Amoris. Gabriel vocor. Я — голос Любви. Имя мне Габриэль.
— Габриэль! — закричала Дора. — Ну да, так его звали. Пол говорил мне. Это тот самый колокол!
Она смотрела на Тоби снизу, стоя на коленях у зева колокола. Тоби направил на нее фонарик. Волосы у нее были мокрыми от озерной воды, щеки перепачканы тиной. Темная струйка стекала за пазуху наспех застегнутого платья. Держа руки на колоколе, она, щурясь от света, улыбалась Тоби.
— Дора! — сказал Тоби. Он бросил фонарь на землю, где и продолжало светиться его полукружье. Голый, как рыба, Тоби чувствовал, как поднимается в нем чудесная сила. Он, и только он, вытащил колокол из озера. Он герой, он король. Он упал на Дору, обхватив ее за плечи и навалившись на нее всем телом. Он слышал, как под его тяжестью она судорожно вздохнула, потом расслабилась и обхватила его шею рукой. Неумело и страстно стиснутые губы Тоби искали в темноте ее рот. Борясь друг с другом, они закатились в зев колокола.
И тут язык колокола, шевельнувшись в темной металлической пасти, неистово ударил о бок — и приглушенный гул поднялся и эхом прокатился по озеру, воды которого теперь снова улеглись на покой.
Глава 18
Майкл Мид был разбужен странным прерывистым гулом — похоже, он накатывал со стороны озера. С минуту Майкл лежал неподвижно, со страхом вслушиваясь в наступившую тишину, потом поднялся и пошел к отворенному окну. Была яркая лунная ночь, и луна, полная, стоявшая высоко, отбрасывала свой почти золотой блеск на спокойную гладь воды. Майкл протер глаза, удивляясь быстроте своей реакции и все еще гадая — во сне он или наяву. Он постоял немного, вглядываясь в эту тихую картину. Затем включил свет и посмотрел на часы. Десять минут четвертого. Теперь он окончательно проснулся и встревожился. Сел на краешек постели, напряженный, весь ушедший в слух. Опять у него это странное чувство надвигающегося неотвратимого рока. Он принюхался: действительно ли в комнате стоит какой-то тошнотворный запах. Он вспомнил, что прямо перед тем, как проснуться, он видел во сне Ника.
87 
