— Прямо не узнать, — отметил Сонни, нажав на педаль «хонды», чтобы обогнать рейсовый автобус.
— Ты даже не представляешь, — отозвалась Роза. — Здесь кругом были джунгли, вместо шоссе шла грязная проселочная дорога, и не было линии электропередач.
— Зато представь себе! — Сонни осторожно взглянул на жену. — Олени паслись на лугах, заросших дикими орхидеями. Диковинные птицы клевали фрукты прямо из рук детей.
— Гмм.
— Мамонты спускались с вершин окрестных гор…
Никакой реакции.
— Роза, — сказал чуть погодя Сонни и погладил ее колено, протянув руку через рукоятку переключения скоростей. — Неужели ты так и не улыбнешься?
Роза помотала головой, хотя и погладила в ответ руку Сонни.
— Нет, не улыбнусь. Извини.
— Ну ладно, — быстро ответил он. — Не извиняйся. Я просто пытаюсь…
— Пытаешься меня поддержать.
— Я сделаю все, что смогу, если скажешь, что делать.
— Не надо ничего делать.
— И все-таки если передумаешь…
— Хорошо.
— Скажи мне.
— Скажу.
Рафаэль лежал на коленях у Розы, и его дергало и мотало на поворотах. Ему был год и два месяца, и он спал крепче, чем его старшая сестра, когда ей было столько же.
2
Роза почувствовала себя плохо, когда дорога пошла вдоль берега, а значит, до Инфанты и Сарапа оставалось каких-нибудь полчаса езды. Она попросила Сонни остановить машину, передала ему ребенка, вышла, и ее вырвало. Сонни тоже вылез из машины и встал сзади. Это напомнило ей о Лито, о дохлой свинье на берегу, и ее вырвало еще раз.
— Ты слишком разволновалась, — сказал Сонни. — Давай вернемся в Манилу, а к Корасон я завтра приеду один.
— Нет, — бросила через плечо Роза. — Я не могу не приехать на похороны отца. Дай мне немного побыть одной, и все пройдет.
Она спустилась к песчаному пляжу по заросшему травой склону. Чувствуя, что муж и дети смотрят на нее из машины, Роза выбрала место, где деревья и кусты на обочине скрывали ярко-голубую машину, и села у самой кромки воды.
— Твоя красота так же неповторима, как отпечатки пальцев.
Это было неожиданно и прозвучало искренне и с какой-то заранее обдуманной торжественностью. Роза много раз мысленно возвращалась к этим словам, подозревая, что Лито позаимствовал фразу из какой-то старой книжки. А еще она думала, что в следующей фразе будет предложение выйти за него замуж. И она согласилась бы, если бы сама распоряжалась своей жизнью.
Но вместо этого Роза сказала ему, что через два дня садится на маршрутку и уезжает в Манилу, где будет жить у дяди Рэя, и что им, может быть, больше не суждено увидеться.
Лито ответил, что не верит ей. У него был такой взгляд, будто он только что, шатаясь, вышел из моря, весь утыканный осколками стекла, с кровоточащими ушами. Роза подумала, что у нее сейчас, наверное, такое же выражение лица. Во всяком случае, внутри она чувствовала себя именно так. Она закричала Лито, что все это правда — она действительно уезжает, — но голос прозвучал глухо, как через слой ваты. И это был не голос, а скорее, шепот.
Лито спросил почему. Почему в Манилу, почему им больше не суждено увидеться. Но вместо ответа Роза бросилась вперед и ударила его, вернее, принялась царапать его. Его грудь.
Ей трудно было вспомнить детали, объяснить себе, почему она так себя повела. Она знала только, что так надо. Просто надо, и все.
Ее оторвал от Лито отец. Когда она рано утром выбежала из дому, он украдкой пошел за ней так же бесшумно, как бесшумен был мир, в котором он существовал. Доминг совершенно не понял сцену из немого кино, разыгравшуюся перед ним накануне вечером, глядя на перекошенные злобой и ненавистью рты Корасон и Розы, но достаточно хорошо уяснил все последствия. Он увидел их на лице дочери, на лице Лито. Да, Доминг все понял, взглянув на Лито.
На этого парня со странно изуродованной грудью, который шатался, как от взрыва динамита. На сына таты Вина — человека со странно изуродованной ногой, высохшей, как у жертвы полиомиелита. Эту ногу можно было обхватить пальцами одной руки. Но все-таки тата Вин выглядел лучше своего отца, у которого вообще не было рук ниже локтей. Невольно возникала мысль: чем же эта семья заслужила такое проклятие?
Доминг остановился и присел, пройдя метров триста вдоль берега. Он все еще прижимал к себе Розу, изо всех сил сдерживая ее ярость одной рукой, а другой гладя ее по голове. Нужно только подождать, пока рассеется красный туман и она перестанет вырываться, как дикая кошка. Похоже, она постепенно успокаивалась.