очень нудно 
2 
Но до чего же трудно испытывать добрые чувства к ближнему, когда пальцы окоченели от холода, а в желудке пусто. Мысли Фейт перенеслись к тем дням, когда у нее кончились деньги. Вначале она пыталась найти других методистов. Уэсли учил, что нужно делиться последним, и ее отец следовал этим заветам, иногда даже в ущерб собственной семье. Но, как выяснилось, другие последователи знаменитого проповедника отнюдь не горели желанием выполнять именно эту заповедь. В большинстве своем это были бедняки, которые не могли предложить ей ничего, разве что крошки со своего стола.
Голод сделал Фейт менее разборчивой в поисках работы. Она обращалась и в большие дома, и в крохотные коттеджи, к последователям англиканской церкви и к тем, кто не верил ни в Бога, ни в черта. Было среди них и несколько тайных папистов, но, как обнаружила Фейт, принадлежность к той или иной религии отнюдь не служила гарантией милосердия. Добрые самаритяне, дававшие ей еду, деньги или ночлег, принадлежали к разным слоям общества, но встречались крайне редко.
Фейт вздохнула, когда в животе заурчало, и попыталась найти более удобную позу на жестком ложе из земли и камней. Она запретила себе плакать. Как-нибудь она доберется до Лондона. А в таком большом городе наверняка найдется место для маленькой бродяжки, готовой трудиться в поте лица, чтобы не умереть с голоду. Когда у нее появится возможность купить себе хорошую одежду, она наведет справки о родственниках, которых никогда не знала. Они отреклись от ее родителей, так что вряд ли согласятся признать ее. А Фейт так хочется иметь семью…
Слезы обожгли веки, но Фейт их сдержала, стараясь думать о хорошем. Когда-нибудь ей снова будет тепло и уютно. Не для того она забралась так далеко, чтобы плакать во сне. Может, Лондон прямо за этими деревьями. Девушка не заметила, как ее сморил сон.
Стук колес и скрип почтовой кареты, мчавшейся по прихваченной морозом ухабистой дороге, разбудил Фейт. Было довольно рано, но из-за непогоды казалось, будто наступила ночь. Плотнее завернувшись в свой ветхий плащ, Фейт пожалела, что не сидит на деревянной скамье, зажатая между теплыми телами, набившимися в тесное пространство допотопного дилижанса, совершавшего очередной рейс в Лондон. Наверняка путники остановятся на ночь в гостинице. Хозяин усадит их перед жарко пылающим очагом, подаст большие кружки с горячим пуншем и дымящиеся миски с наваристым супом. Фейт почти физически ощутила жар пламени и сонно закрыла глаза, чувствуя, как разливается по телу тепло. Завтра она, возможно, доберется до этой гостиницы и попробует наняться на работу…
Звук выстрелов, крики, ржание лошадей и яростные проклятия снова разбудили ее. Полагая, что это очередной кошмар, Фейт напрягла, зрение, вглядываясь в темноту, но крик: «Жизнь или кошелек!» — перекрывший рев ветра, всколыхнул в памяти страшные истории об опасностях, подстерегавших путешественников на большой дороге. Ограбление!
Ветер далеко разносил голоса: жалобные причитания женщин, громкие протесты мужчин, угрозы разбойника. Фейт знала, что в этих лесах скрывается всякий сброд, но чувствовала себя в безопасности, поскольку брать у нее было нечего.
Раздался еще один выстрел, потом женский крик. Фейт, затаила дыхание, вцепившись в складки плаща, и принялась лихорадочно молиться: «Господи, пожалуйста, спаси этих бедняг, защити их от врагов и дай мне дожить до следующего дня».
Топот копыт приблизился, и Фейт запаниковала. Конь перемахнул через стену в нескольких дюймах от того места, где она притаилась.
Он был огромным, такого Фейт еще никогда не видела, и черным как ночь. Всадник в развевающемся плаще пролетел над ее головой, и девушка, замерев от страха, крепко зажмурилась.
Если разбойник обнаружит ее, сразу убьет, как свидетельницу произошедшего. Фейт напрягла слух, пытаясь различить стук копыт, но ничего не услышала. Придется покинуть это укрытие, защищенное от ветра, и двинуться дальше. Темная дорога, кишевшая ворами и убийцами, представлялась менее опасной, чем перспектива быть обнаруженной этим ужасным разбойником. Лучше уж кошмары, чем реальный ужас, который она пережила, когда огромное животное чуть не обрушилось на нее.
Фейт, наконец, отважилась высунуть голову, прищурилась, вглядываясь в пелену дождя, и вскрикнула. Она кричала до тех пор, пока не лишилась сознания. И неудивительно.
Исполинская фигура всадника нависала над ней, черный плащ развевался на ветру, в глазах, сверкавших сквозь прорези маски, была сама смерть. С яростным проклятием он потянулся к жалкой бродяжке, посмевшей оказаться свидетельницей его ночных похождений.
2 
