- Не стало в комнате моей
- твоих вазончиков с цветами,
- твоих флакончиков с бантами,
- подобранных тобой по цвету.
Если знаток музыки попытается избрать путь метафор, он, быть может, рискнет предположить, что тембр голоса Молины схож с треском поленьев в камине зимой или с первыми каплями дождя, падающими на раскаленный асфальт. Но и подобных сравнений окажется явно недостаточно. Молина обладает креольским выговором, при этом он начисто лишен манерности гаучо; он поет без украшательства, намеренно избегая цветистых переливов и надсадного крика.
- Все так же в уголке за шкафом
- висит гитара на стене,
- но некому играть на ней
- и нечем струны растревожить…
Звуки изливаются из горла Молины с такой же природной простотой, с какой ветер шелестит в листве дерева. И если что-то и отличает его манеру петь, так это мужественная уверенность, звучащая в каждой строфе.
- Твое отсутствие известно
- и лампе в комнате моей:
- печальный мрак моих ночей
- она рассеять не желает.
Когда Молина берет финальный аккорд, в воздухе еще дрожит прощальное соль-до, а его немногочисленная и завороженная публика не произносит ни звука, никому даже не приходит в голову пошевельнуться. Импресарио медленно поднимается, подносит руку к подбородку, слегка поворачивается на каблуках и, только проделав все эти телодвижения, излагает свой вердикт голосом, звучащим особенно жалко для тех, кто только что слышал голос Хуана Молины:
- Тише, тише, юный друг,
- вижу в пении мастак ты —
- я введу тебя в тот круг,
- где оценят в полной мере
- эти скромные задатки;
- как Милосская Венера,
- ты останешься без рук,
- ставя подпись на контракты.
Сосед по комнате, Эпифанио Сальдивар убеждает Молину заключить договор с импресарио, напевая на ухо музыканту:
- Танцы, девушки, наряды,
- роскошь нищете на смену —
- только слушай Бальбуэну,
- он ведь крутится, как пчелка.
- Купишь все, что только надо:
- лампы в форме лебедей,
- дорогой халат из шелка,
- каждый вечер будет пир —
- как ведется у людей —
- из икры и мармелада,
- только слушай Бальбуэну
- заживешь ты, как эмир.
Усатый благодетель обнимает Молину за плечи и, обращаясь к юноше как к родному сыну, зажав зубами мундштук, поет покровительственным тоном:
- Спи и жди прихода славы —
- позабочусь я об этом,
- и, не будь я Бальбуэна,
- я клянусь, что твой дебют —
- скрипки, фортепиано, сцена,
- встретит стоя весь Манхэттен
- или даже Голливуд.
Сальдивар, порхая вокруг Хуана Молины словно мошка, со своей стороны, подтверждает слова Бальбуэны и красочно описывает будущее, которое ожидает молодого человека:
- Кабаре, турне, арены
- и девчонки – просто клад —
- заждались тебя в Париже.
- Слушай, слушай Бальбуэну:
- как святой он, только ближе
- и добрее во сто крат.
- Скопишь денег больше, чем
- накопил Мафусаил,
- он за век, ты – за недели.
- Заведешь себе гарем,
- будешь пить «Клико» в постели,
- слуг возьмешь себе британских,
- чтоб дворецкий говорил,
- утром справясь, что ты, как ты:
- сэр, ваш мате есть готов.
- И под трио близнецов —
- трех марьячи [37] мексиканских —
- ты останешься без сил,
- ставя подпись на контракты.
У Молины, обложенного со всех сторон, даже не остается времени, чтобы посомневаться. Не выпуская юношу из объятий, Бальбуэна демонстрирует ему выгоды от покровительства человека, способного заниматься делами:
- Представитель для артиста —
- и опора, и престиж:
- импресарио-аферисты
- норовят оставить с носом,
- ждут удобного момента.
- Дурачка изобразишь,
- скажешь: «По таким вопросам
- к моему прошу агенту».
И тут же следом Сальдивар обрушивает на Молину свои счастливые пророчества:
- Золотой горшок в уборной,
- при гареме евнух черный:
- ты поедешь по делам —
- кто ж от прохиндеев гадких,
- на чужое шибко падких,
- сохранит прелестных дам?
- Столько ведьм наймешь ты сразу,
- сколько Салем не вместит [38]:
- пусть хранят тебя от сглаза
- и от зависти соседа,
- что удачи не простит.
В конце концов Бальбуэна переходит к существу дела. Он достает из внутреннего кармана сложенный в несколько раз листок и поет, протягивая его Молине:
37
Марьячи – традиционный ансамбль мексиканских музыкантов, а также каждый из участников такого ансамбля.
38
Столько ведьм наймешь ты сразу, сколько Салем не вместит… – В американском городе Салем (ныне – Дэнверс) в результате знаменитого судебного процесса 1692-1693 гг. («процесс салемских ведьм») были признаны виновными в колдовстве и повешены двадцать женщин.