153 
– Я просто мужчина, – вздохнул Тонио. – Вот что я такое. Я был рожден мужчиной, и должен был вырасти мужчиной, и стал таковым вне зависимости от чьих-либо попыток не допустить этого. И теперь скажу вам: мужчина не может стерпеть то, что было сделано со мной.
Маэстро Кавалла отвернулся. Казалось, он не в силах совладать с собой. В этот миг на комнату опустилась холодная тишина. Совершенно измученный, Тонио прислонился к стене и снова увидел в окне оплетенную листьями арку.
Перед его глазами замельтешил хоровод каких-то образов, словно мозг отключился от всяких мыслей и был способен только на проецирование этих видений. То были вполне конкретные предметы, полные значения: столовое серебро, свечи на алтаре часовни, свадебные покрывала, колыбельки младенцев, мягкое шуршание шелка – объятия женщин. А фоном для всех зрительных образов явилось огромное полотно – Венеция, и к этому еще примешивались какие-то звуки, глас труб, запах морского бриза.
«Чего я хотел всего мгновение назад?» – думал Тонио. Он попытался перенестись мысленно в центр того вихря возбуждения, что постоянно присутствует за занавесом театральной сцены, и почувствовал запах грима, пудры, услышал, как резко, пронзительно зазвучали по ту сторону занавеса скрипки, как хлопают откидные сиденья. «О чем я думал?» Он услышал собственный голос, выводящий последовательность чистейших звуков, и этот голос, похоже, не имел ничего общего с мужчинами и женщинами или жизнью и смертью. Ни одну из этих мыслей он не произнес вслух.
Прошло немало времени, прежде чем маэстро вновь повернулся к нему.
В глазах Тонио блестели слезы.
– Я не хотел уехать от вас вот так, – сказал Тонио мягко, словно признавая свое поражение. – Хоть вы сердитесь на меня, я люблю вас. Я любил вас с самого приезда.
– Как мало ты знаешь обо мне, – вздохнул маэстро. – Я никогда не сердился на тебя. Любви, которую я испытываю к тебе, здесь мало кто удостаивался.
Он подошел к Тонио, но все же не решался обнять его. И в этот момент Тонио ощутил физическое присутствие рядом этого человека – ту силу и грубость, которые были не чем иным, как самыми обыкновенными чертами самых обыкновенных мужчин.
И одновременно осознал, как выглядит он сам в глазах этого мужчины, и словно увидел со стороны свою нескладность и неестественно белую кожу.
– Я должен был сказать вам несколько слов, прежде чем мы расстанемся, – смущенно проговорил Тонио. – Я так хотел поблагодарить…
– Нет нужды в таких словах. Совсем скоро я приеду в Рим и увижу тебя на сцене.
– Но есть еще кое-что, – возразил Тонио, не отрывая глаз от маэстро. – Я хотел вас кое о чем попросить. И жалею о том, что слишком долго тянул. Теперь вы можете не удовлетворить мою просьбу, а для меня она слишком важна.
Кавалла повернулся и взглянул Тонио в глаза.
– Несколько лет назад я попробовал объяснить тебе, что такое мир – не тот, из которого ты пришел, а мир, который ты можешь завоевать своим голосом. Я думал, что ты прислушался к моим словам. Но ты великий певец, да, великий певец, а хочешь повернуться спиной к миру.
– В свое время, маэстро, в свое время. – В голосе Тонио снова послышалась злость. – Каждый умирает в свое время, – настойчиво повторил он. – Мое отличие лишь в том, что я могу с определенностью назвать место, где это произойдет. Я сам его выберу. Я могу поехать домой, чтобы умереть, добровольно отказавшись от жизни. В свое время. Но сейчас я живу и дышу, как любой другой.
– Тогда объясни мне, чего ты хочешь, – сказал маэстро. – Я готов исполнить любое твое желание.
– Маэстро, мне нужен Паоло. Я хочу взять его с собой в Рим. – Увидев на лице капельмейстера потрясение и неодобрение, он быстро добавил: – Я буду о нем заботиться, вы это знаете, и даже если когда-нибудь мне придется снова отослать его к вам, он не станет хуже, оттого что пробудет это время со мной. И если хоть что-то может противостоять той ненависти, что я чувствую к негодяям, так поступившим со мной, то это любовь к другим людям. Любовь к Гвидо, к Паоло и к вам.
Тонио нашел Паоло в самом дальнем углу капеллы. Мальчик сидел съежившись на стуле, и его маленькое курносое лицо было залито слезами. Неподвижным взглядом смотрел он на дарохранительницу. Увидев, что Тонио возвращается, словно ему мало было одного прощания, Паоло, наверное, почувствовал, что его предали. И отвернулся.
– Ты только не волнуйся и послушай меня, – поспешно сказал Тонио.
153 
