очень нудно 
238 
– Я Тонио, – выдохнула она в его рот. – Ваш сын.
– Тонио.
Карло открыл глаза, и еще до того, как осознал сказанное, по его телу пробежала ужасная, болезненная судорога, в голове зазвенело, руки рванулись, чтобы одновременно и отшвырнуть женщину, и удержать ее, и схватить, и скинуть. Из горла у него вырвался дикий крик.
А красавицы уже не было на его коленях. Она стояла перед ним, вернее, возвышалась над ним и глядела на него, и в этот миг Карло понял все, понял весь этот маскарад, понял, что происходит, и обезумел.
Его ступни елозили и колотили по полу, руки пытались вырваться из ременной петли, голова моталась из стороны в сторону.
– Федерико! – ревел он. – Федерико! – ревел, продолжая яростно вырываться и биться, ревел без слов, тщетно вгрызаясь пятками в каменный пол.
А потом внезапно, совершенно внезапно, словно вмиг поняв, что кресло не двигается, что он беспомощен, что он не может сделать ничего, замолк и замер.
А она смотрела на него сверху вниз и улыбалась.
Склонив голову набок, он откинулся на спинку кресла. Его широко распахнутые глаза испепеляли ее взглядом, а она смеялась, низким и затаенным смехом, таким же хрипловатым и чувственным, как ее голос перед тем.
– Не хотите ли еще раз поцеловать меня, отец? – прошептала она, а на ее красивом лице, на ее безупречном белом лице застыла в этот миг самая что ни на есть милая и безмятежная улыбка!
Карло плюнул в нее.
Стиснув зубы, вытянув руки, пытаясь схватить ее растопыренными пальцами, плюнул еще раз.
А потом отпрянул назад, дрожа, еще больше заваливаясь головой вбок: все, все стало вдруг ему абсолютно ясно, и он был поражен совершенством задуманного и осуществленного плана.
Сцена, бесконечные разговоры о его красоте и мастерстве иллюзии, о том, что перед огнями рампы он выглядит как воплощенная женщина, а еще эти руки, эти страшные, ужасные руки, а еще эта кожа!
Карло почувствовал, что его сейчас стошнит. И стиснул зубы и напряг всю свою волю, чтобы не поддаться панике и не дать ей насладиться его унижением. Но прекратить рев и стон – рев и стон сквозь стиснутые зубы – он не мог.
Ей. Она! Он закрыл глаза, содрогаясь. Его мутило. Он сглотнул рвоту и задрожал еще больше. А когда открыл глаза, перед ним был Тонио, конечно же Тонио, державший в руках огромный французский парик из белых волос с жемчужинками.
Улыбка сошла с его лица. В стеклянном взгляде широко раскрытых глаз читалось презрение.
Он, как доспехи, снял с себя черный корсет. Отвязал юбки, и они упали на пол. И вот, в смятой белой рубашке и бриджах, с влажными и растрепанными волосами перед Карло предстал громадный, опасный, как хищник, мужчина. За поясом у него был кинжал с ручкой, инкрустированной драгоценными камнями. Шагнув из кучи смятой тафты на полу, он взял кинжал в руку – свою длинную руку.
Карло снова подавил рвоту. Во рту был отвратительный привкус. Молчание мерцало между ними теперь, как вибрация тончайшей проволоки.
Они долго смотрели друг на друга – демон с холодными глазами и лицом ангела и он, Карло, издавший нелепый, тихий смешок.
Он облизал губы. Пересохшие, кислые на вкус. Кровь запеклась на потрескавшейся нижней губе.
– Мои люди… – сказал он.
– …Слишком далеко, чтобы услышать вас.
– Придут…
– …Еще очень, очень не скоро.
И Карло снова вспомнил – хотя и довольно смутно – ступеньки, уходившие все выше и выше. И он тогда еще сказал ей: «Я слышу, где-то течет вода. Возможно, прорвался канал…» Он чувствовал смрад канала. А она, эта тварь, это чудовище, этот демон, ответила ему: «Это не важно. Здесь нет ни одной живой души…»
Никого, ни одной живой души в доме, которая могла бы его услышать. Никого во всем огромном полуразрушенном старом доме.
А здесь, в этой комнате с пылающим очагом, он подошел тогда к окну, чтобы подышать воздухом, и собственными глазами увидел не улицу, на которой стояли бы и ждали его люди, а темный колодец внутреннего двора, уходящий на четыре этажа вниз! Они находились одни в самом сердце этого дома, и Тонио шаг за шагом дал ему это понять!
О, это было слишком совершенно, слишком умно!
Пот градом катил с него. «И против этого-то создания я послал всего пару примитивных головорезов!» Пот бежал по спине и струился под мышками. Карло почувствовал, какими влажными и скользкими стали ладони, когда он сжимал и разжимал кулаки, снова борясь с паникой, с настоятельной потребностью сопротивляться, в то время как дубовое кресло не сдвинулось ни на дюйм.
238 
