148 
Невозможно было грустить, слишком уж заразительной была веселость Катона. Прогнант принес великолепное тонкое красное вино, Катон попробовал его, похвалил и время от времени прикладывался к своему кубку.
Когда на столе осталось только вино, два сорта сыра и виноград, а все слуги, кроме Прогнанта, ушли, Катон повозился на ложе, облокотился на валик и глубоко вздохнул с удовлетворением.
— Мне не хватает Афенодора Кордилиона, — сказал он, — но ты должен заменить его, Марк. Что Зенон считал реальным?
«О, я снова в школе!» — подумал Катон-младший и ответил автоматически:
— Материальные вещи. Вещи, которые цельны.
— Мое ложе цельно?
— Да, конечно.
— Бог — целен?
— Да, конечно.
— Считал ли Зенон душу цельной?
— Да, конечно.
— Что появилось прежде всего?
— Огонь.
— А после огня?
— Воздух, вода и земля.
— Что должно случиться с воздухом, водой и землей?
— В конце цикла они должны стать огнем.
— Душа — это огонь?
— Зенон так считал, но Панеций не соглашался.
— У кого еще помимо Зенона с Панецием мы можем найти рассуждения о душе?
Катон-младший стал вспоминать, посмотрел на Статилла, не получил подсказки и вновь с растущим испугом уставился на Катона.
— Можно найти у Сократа в пересказе Платона, — дрогнувшим голосом сказал Статилл. — Критикуя Зенона, он считал Сократа истинным стоиком. Материальное благополучие не интересовало Сократа. Он был равнодушен к жаре, к холоду, к зову плоти.
— Где рассуждается о душе? В «Федре» или в «Федоне»?[1]
Шумно выдохнув, Статилл ответил:
— В «Федоне». Там Платон излагает, что сказал Сократ своим друзьям, перед тем как осушить чашу с болиголовом.
Катон засмеялся, раскинул руки.
— Все хорошие люди — свободны, а все плохие — рабы! Рассмотрим парадоксы!
О душе, казалось, забыли, разговор коснулся любимой темы Катона. Статилл должен был отстаивать точку зрения эпикурейца, Катон-младший — точку зрения перипатетика, последователя Аристотеля, а Катон, верный себе, оставался стоиком. Аргументы сыпались со всех сторон, перемежаясь смехом и быстрым обменом посылками, уже так хорошо известными, что их парировали автоматически.
Послышался отдаленный раскат грома. Статилл поднялся и пошел взглянуть в южное окно на горы.
— Идет гроза, — сказал он и добавил тише: — Просто ужасная.
Он снова опустился на ложе, чтобы изложить эпикурейскую точку зрения на свободу и рабство.
Вино стало действовать на Катона. Сам он этого не замечал, но внезапно в приступе ярости выбросил свой кубок в окно.
— Нет, нет, нет! — заревел он. — Свободный человек, соглашающийся на рабство в любой его форме, уже плохой человек. Так-то вот! Мне все равно, что им владеет: похоть, еда, вино, пунктуальность, деньги. Раб всегда плох. В нем сидит зло! Дьявол! Его душа оставит тело настолько грязной, что под тяжестью этой грязи будет опускаться все ниже и ниже, пока не попадет в Тартар, где и останется навек, навсегда! Только душа хорошего человека воспаряет в эфир, в царство Бога! Не богов, а именно Бога! Хороший человек никогда не поддастся никакой форме рабства! Никакой! Никакой!
Статилл с трудом поднялся и сел рядом с Катоном-младшим.
— Если найдешь момент, — прошептал он, — проберись в его спальню и унеси его меч.
Катон-младший вскочил, с ужасом глядя на Статилла.
— И все здесь разыгрывается лишь с этой целью?
— Конечно! Он собирается убить себя.
Катон наконец замолчал, дрожа и глядя безумными глазами на собеседников. Вдруг он вскочил и кинулся в кабинет. Двое оставшихся слушали, как он роется в книгах.
— «Федон», «Федон», «Федон»! — повторял он, хихикая.
Катон-младший испуганно смотрел на Статилла. Тот подтолкнул его.
— Иди, Марк! Немедленно убери меч!
Катон-младший вбежал в просторную спальню своего отца и схватил меч, повешенный за перевязь на крюк, вбитый в стену. Потом вернулся в столовую, где Прогнант откупоривал очередную бутылку вина.
— Возьми и спрячь! — сказал он, отдавая управляющему меч. — Шевелись! Быстро! Быстро!
Прогнант едва успел скрыться, как вошел Катон со свитком в руке. Он бросил его на свое ложе и повернулся.
— Темнеет, я должен сообщить пароль страже, — коротко бросил он и исчез, громко требуя водонепроницаемый сагум: собирается дождь!
148 
