Я искренне сожалею о том, что ты пишешь в официальном донесении, Гай Марий. Случившееся — не моих рук дело, уверяю тебя. Вся неприятность в том, что я совсем не располагаю запасом энергии, необходимым для того, чтобы изменить устоявшееся мнение трехсот человек. Более двадцати лет назад, во время войны с Югуртой, я сделал это — но минувшие с тех пор двадцать лет заставляют с собой считаться. И кроме того, в те дни в Сенате не было трех сотен человек, самое большее — сотня. Все сенаторы моложе тридцати пяти лет несут какую-либо военную службу, а вместе с ними — и несколько стариков, включая человека по имени Гай Марий.

Когда посланная тобой маленькая похоронная процессия появилась в Риме, поднялся переполох. Весь город высыпал навстречу, плача и вырывая у себя волосы. Неожиданно война стала реальностью. Никто больше не мог уже считать ее частным делом. Моральный дух упал — сразу же, с молниеносной быстротой. Пока тело консула не очутилось на Форуме, думаю, все и каждый в Риме — включая сенаторов и всадников! — считали марсийскую войну синекурой. Но вот здесь лежит Луп — мертвый! Убитый италиком на поле боя всего лишь в немногих милях от самого Рима! Ужасен был тот момент, когда мы выбежали из Гостилиевой курии и стояли, глядя на Лупа и Мессалу, — ты ведь приказал эскорту раскрыть их тела еще до того, как они достигнут Форума? Держу пари, это было твое распоряжение!

Во всяком случае, все в Риме впали в траур, повсюду темные, мрачные одежды. Все мужчины, оставшиеся в Сенате, носят сагум вместо тоги и всадническую узкую полоску на тунике вместо широкой сенаторской. Курульные магистраты сняли знаки своей должности. Они даже сидят на простых деревянных скамьях в курии и в своих трибуналах. При виде богатых одежд и украшений сразу начинаются намеки на закон о роскоши. От полной беззаботности Рим метнулся в противоположную крайность. Куда бы я ни пошел, везде громко выясняют, действительно ли мы стоим на пороге поражения.

Как ты увидишь, официальный ответ касается двух отдельных вопросов. О первом решении я лично сожалею, но меня задушили криком во имя крайней необходимости для нации. А именно: в будущем все и всяческие жертвы войны от последнего рядового до командующего будут погребаться по возможности с соблюдением обряда на поле боя. Ни один из них не должен быть возвращен в Рим из опасения, что это может дурно повлиять на моральный дух. Ерунда, ерунда, ерунда! Но они захотели, чтобы было так.

Второе, дело гораздо хуже, Гай Марий. Зная тебя, я хотел бы, чтобы ты прочел мое приватное послание раньше, чем официальный текст. Лучше уж я расскажу тебе без лишнего шума, что палата отказалась передать тебе верховное командование. Они не смогли полностью обойти тебя вниманием — им не хватило бы на это храбрости. Вместо этого передали командование совместно тебе и Цепиону. Более ослиного, идиотского, более бесполезного решения они не могли бы принять. Даже назначить Цепиона твоим начальником — и то было бы остроумнее. Но, полагаю, ты будешь управляться с ним в своем неповторимом стиле.

О, как я был зол! Но беда в том, что оставшиеся в палате в большинстве своем не более чем куски высохшего помета, прилипшие к овечьему заду. Вся хорошая чистая шерсть — на поле боя. Да, есть еще такие, как я. Здесь нас — малая горстка в сравнении с количеством дерьма. В данный момент я чувствую себя почти ненужным. Филипп баллотируется на мое место. Можешь такое вообразить? Было достаточно скверно иметь с ним дело как с консулом в те ужасные дни, которые привели к убийству Марка Ливия, но теперь он стал еще хуже. И всадники в комиции кормятся из сальных рук! Я писал Луцию Юлию, чтобы он вернулся в Рим и принял должность консула-суффекта, заменив Лупа, но он ответил, что слишком занят, чтобы покинуть Кампанию хотя бы на один день, а нам пожелал разобраться на месте без него. Я делаю все, что могу, но, говорю тебе. Гай Марий, я становлюсь слишком старым.

Разумеется, Цепион станет нетерпим, когда услышит эти новости. Я попытаюсь распорядиться курьерами так, чтобы ты узнал обо всем раньше его. Даю тебе время решить, как обойтись с ним, когда он распустит перед тобой свой павлиний хвост. Могу только дать тебе один совет: поступи с ним в своей манере.