Последние отзывы

  49  

Я решил выйти на работу в пятницу, чтобы окончательно поправиться за уик-энд. Одеваясь в такой ранний час, я чувствовал себя странно, как если бы собирался на некий мифический бал или охоту или готовился в такую немыслимую рань начать свой отпуск. Я даже находил в этом удовольствие — меня волновало прикосновение дорогой одежды, от которой я уже успел отвыкнуть. На улице, похоже, было жарко. Я встал, удивленный, взволнованный, вновь воскресший к жизни.

— Доброе утро, сэр, доброе утро, — певуче приветствовали меня льстивые голоса лифтера и швейцара.

— Приятно снова видеть вас здоровым, сэр, — сказал портье, почтительно придерживая дверь, когда я выходил.

…Да, это мой мир, но мир в наши дни меняется так быстро. Как долго меня не было? И где я — в Мюнхене, Флоренции, Калькутте? Среди пыхтящих автобусов и запруженных портиков случайных гостиных целые расы, целые культуры собираются и рассеиваются вновь. На своем пути сквозь разнообразные диаспоры Москоу-роуд я, как иностранец, как Рип ван Винкль, петляю по населенным крикливыми, громогласными пакистанцами полуостровам, уступаю дорогу обширным когортам запыхавшихся желтоволосых скандинавов, на ходу перебрасываюсь парой слов с грузными, сонными итальянцами, пересекаю огромные континенты, где обитают рабочие-иммигранты с Ближнего Востока. Мостовая захламлена опрокинутыми вверх дном мусорными бачками и перевернутыми тачками зеленщиков; мешки со всяким хламом развалились, как бродяги, вдоль магазинных витрин; голуби с налитыми кровью глазами, слишком жирные, чтобы летать, ковыляют, тяжело переваливаясь, между кучами помоев. Молодой оболтус с умопомрачительной прической торгует свежим апельсиновым соком из холодильника, установленного на двух колесах. На другой стороне улицы на фасаде нового здания наклеено объявление, гласящее: САМВЮ — WECHSEL — ОБМЕН — КРУГЛОСУТОЧНО (я оглядываюсь в поисках вывески ЗДЕСЬ ГОВОРЯТ ПО-АНГЛИЙСКИ). Все, кроме меня, ходят, вцепившись в карты города.

После всего этого метро кажется чуть ли не раем: пихаясь локтями и коленями, я завершаю свою поездку расплющенный в искореженном вагоне и с некоторой не лишенной юмора отрешенностью думаю, неужели же эти люди — такие же, как я (вас всех так много! Что с вами станется? Как будете вы жить дальше?). Ухоженное преддверие Мэйфера, где бродят коренастые, приземистые американцы, дорогие женщины, а на окнах висят бархатные шторы, внушают некоторую уверенность, и, чувствуя прилив бодрости, я покупаю свой тюльпан и прогулочным шагом прохожу по Альбемарль-стрит на Беркли-сквер. Там расположена галерея Одетты и Джейсона Стайлз, где я работаю.

— Грегори! Как пишется «метаморфозы»?

Дорогие мои бедняги — как только вы тут продержались без меня? Сев за стол и стараясь подавить неподотчетную смешливость, я думаю о том, как они вообще смогли начать без меня.

— М, е, т, а… — с трудом удается мне выговорить.

Знаете ли вы, что они успели за все то время, пока я валялся со своим гриппом? Только заказать, получить и развесить невероятно уродливую, отвратительную…

— Грегори! Как пишется «эвтаназия»?

— Э, в, т… — отвечаю я, переводя дух.

…персональную выставку декоратора по интерьеру с Бонд-стрит! Я захожу полюбоваться разгулом вандализма на стенах, увешанных абстрактными полотнами одного из тех живописцев, которых я называю «вынужденцами» («Я пишу абстрактные композиции вынужденно, чтобы никто, даже я сам, не смог бы сказать, что я не умею писать»), ужасающей, сверхмодной, калейдоскопической мазней в коричневых и охряных тонах с примесью чего-то…

— Грегори! Как пишется «внеземной»?

— В, н, е… — стенаю я.

…вроде бесхитростного восточного мотива, что заставляет внимательного зрителя вглядываться в него вплоть до желудочного спазма, приступа экзистенциальной тошноты, — оскорбление всех…

— Грегори! Как пишется «эмбриональный»?

— Э, м, б… — умоляю я.

…самых сокровенных надежд и мечтаний. Пробираясь через галерею в направлении зловонной пещерки Стайлзов, я вижу самого Творца, Автора, обеспокоенно ссутулившегося над каталогом; мамаша Стайлз в насупленном ожидании застыла перед ним, пока Джейсон неумело возится с кофейными чашками. Было очевидно, что этот мелкий мошенник в большой тревоге по поводу каталога, отчасти потому, что он не мог придумать ни единого «названия» продолговатым, однородно-бредовым композициям, красовавшимся на стенах галереи.

  49