Последние отзывы

  56  

В этаком платье, из тех, что многие женщины охотно носят (а еще больше женщин мечтают любой ценой заполучить), Эмили стояла перед зеркалом, неспешно поворачиваясь вправо-влево. Волосы забраны вверх, затылок обнажен. Ногти под цвет платья, тоже алые. За все время недолгой жизни Эмили такой моды ни разу не было, во всяком случае, в тех слоях общества, к которым она принадлежала. Но вот, пожалуйста, Эмили перед нами. Эмили, наряженная по «той» моде. Она почуяла наше присутствие, медленно повернула к нам голову, слегка шевельнула губами. Мы, ее верный зверь и заботливая опекунша, стоим неподвижно, а мимо нас проходит, подходит к Эмили высокая, крупная женщина. Ее мать. Эмили теряется на фоне матери. Присутствие матери давит на нее, она сморщивается, уменьшается, уменьшается… Вот она раздвинула губки и исполненным сексуальности движением обвела их влажным язычком. Мать нахмурилась, и Эмили вздрогнула, и начала вся извиваться, продолжая уменьшаться, дрыгаясь, дергаясь, кривляясь, корчась в судорогах. Наконец она исчезла во вспышке алого дыма, словно в нравоучительной басне об искушениях плоти и дьяволе.

Хуго двинулся с места, подошел поближе к зеркалу, обнюхал пол в том месте, где исчезла Эмили. Мать снова нахмурилась, но в этот раз ее неудовольствие вызвал зверь.

— Пшел вон! — выдохнула она почти беззвучно, кажется, опасаясь зубов животного. — Пошел, пошел, грязная тварь!

Хуго вернулся ко мне. Мы попятились, отступая перед решимостью крупного существа. Женщина приближалась, мы ускорили шаг. Она пухла, увеличивалась в размерах, вобрала в себя комнату школьницы с золоченым зеркалом, учебниками, расписанием занятий. Щелчок — и мы снова у меня в гостиной при тусклом свете одинокой свечки и затухающем огне камина, все еще согревавшего воздух. Я на своем обычном месте, Хуго у стены, смотрит на меня. Он поскуливает, повизгивает… Нет, он плачет по-настоящему, по-человечески. Потом зверь вдруг повернулся и уполз в мою спальню.

Более я Эмили таким «личным» образом не видела. То есть не была свидетельницей моментов ее развития, роста с младенчества, прохождения через разные стадии взросления. Эта ужасная сцена с зеркалом во всей ее извращенности оказалась последней. Да и, входя в иной мир через пламя или тление угля — новый для меня путь, — не могла я более открывать комнату за комнатой… кажется, не могла. Возвращаясь оттуда, я не в состоянии была точно вспомнить, где я была, что делала. Понимая, что побывала там, не могла удержать информацию; только смутные, неясные впечатления, твердо зная лишь, что была там, посетила тот мир. Об этом шептало что-то внутри меня, какой-то сладкий испуг, комфортное чувство избавления от угрозы. В тусклый свет этой комнаты проникало сияние оттуда, я приносила его с собой, оно угасало не сразу, заставляя меня стремиться обратно.

Когда оно исчезало, комната моя казалась особенно безнадежной. Воздух раздражал, колол горло и легкие, Хуго кашлял, иногда вскакивал, подбегал к окну, принюхивался к проникавшим снаружи запахам, тяжело дышал. Я вставала, открывала окно, чувствуя, что тоже не выдерживаю этого воздуха. Мы стояли рядом, глубоко дыша, стараясь проветрить легкие.

□ □ □

Несколько дней Эмили не появлялась, и я отправилась к дому Джеральда. Улицы, как обычно, в беспорядке, но казались чище, чем всегда, как будто ветер вымел излишки мусора. Людей я на всем пути не встретила ни разу.

Против моего ожидания, огород коммуны выглядел таким же разоренным, никто не пытался хоть что-нибудь восстановить. На взрытых грядках ковырялись курицы, к которым из кустов подкрадывалась собака. Нет, не одна собака, а целая стая. Они подкрадывались к курицам с разных сторон, окружали. Я испугалась. Собаки! Дюжина или около того. Эти твари вполне могли забыть о курицах и выбрать более крупную и столь же беззащитную дичь — меня. Я рванулась к дому. Внутри чисто, пусто. Прислушиваясь, я поднялась, постучалась в запертую дверь. Эмили приоткрыла дверь, увидела меня, впустила и тут же снова заперла замок. Она вся в мехах: штаны из кролика или кошки, меховая куртка, меховая шапка низко надвинута на лоб. Смахивает на кота из любительского спектакля. Бледная, печальная. А где же Джеральд?

Она вернулась в гнездо, устроенное из шкур побольше. В комнате стоит запах этих шкур, но в остальном воздух чистый, дышать легко. Эмили пригласила меня тоже влезть под шкуры, я укрылась, и мы затихли. Лишь слышалось наше дыхание, из легких вырывались облачка тумана.

  56