– В таком случае мы все изображаем индейцев? – спросила Адриана.
– О, конечно, разве вы не видите, какая во всем этом дикость? – Герцогиня очень доверительно, по-дружески взяла Адриану за руку и тепло пожала ее. Адриана почувствовала что-то твердое на ладони герцогини.
В этот момент баржа задрожала, невидимый исполин внутри нее откашлялся, вдохнул воздух и низко загудел. Адриана обернулась, происходящее так поразило ее, что рука непроизвольно выскользнула из руки герцогини, и нечто, зажатое между их ладоней, выпало. На лице Адрианы появилась восторженная улыбка, когда она увидела густые клубы пара, поднимающиеся за спиной короля и дофина.
– О боже, – воскликнула Адриана, – это же пароход! – Обернувшись, она посмотрела на герцогиню, глаза которой сияли неподдельным весельем.
– Моя дорогая, – изумленно выдохнула герцогиня, – вы еще сущий ребенок.
Баржа медленно отчалила, и Адриана почувствовала, как так же медленно ее искренняя улыбка сменяется искусственной.
– Дорогая, – продолжала герцогиня, – я только что сделала вам комплимент. Разве хоть один из присутствующих здесь олухов догадался, что мы плывем с помощью пара? Многие ли из них могут объяснить принцип работы парового двигателя? – Герцогиня придвинулась так близко, что ее губы почти касались мочки уха Адрианы. Сколько глаз с любопытством наблюдают за тем, что происходит между ней и герцогиней Орлеанской? Сколько шпионов Торси следят за ними? Если бы министр слышал их разговор, какой бы вывод он сделал? А герцог Орлеанский, который способствовал ее устройству в Академию наук, не он ли надоумил свою жену сесть с ней рядом? Но самый важный вопрос – чего же герцогиня от нее добивается?
– Вы переоценили меня, предположив, что я знаю, как работает это чудо – паровой двигатель, – солгала Адриана.
Герцогиня покачала головой:
– Я редко ошибаюсь в своих оценках, моя дорогая, особенно в оценках тех, кто меня интересует.
– Интересует? – переспросила Адриана, чувствуя, что вновь краснеет.
– Не надо так удивляться, дорогая.
– Но я не собираюсь привлекать ничье внимание, мадам, ничье.
Лицо герцогини Орлеанской сделалось усталым и печальным.
– Я знаю, дорогая, – она вновь сжала руку Адрианы, – но это не имеет значения, вот в чем дело, понимаете?
– Нет, – ответила Адриана, сердце у нее оборвалось, – но боюсь, я могу научиться понимать.
– Если я не ошибаюсь, – продолжала герцогиня, – если вы проявляете столь трепетный интерес ко всему научному, я полагаю, что могла бы устроить для вас экскурсию к паровому двигателю, после того как праздник закончится.
– Я… – начала Адриана, мысли запрыгали в ее голове, как сумасшедшие.
– Я сумею все так устроить, что это не привлечет ничьего внимания. – Герцогиня широко улыбнулась. – Ничьего.
– Спасибо, герцогиня, – ответила Адриана. – Вы очень добры ко мне.
Герцогиня еще раз сжала ее руку и отпустила. Адриана держала то, что осталось в ее ладони. Никаких сомнений, это была записка.
– Как ваше настроение сегодня, монсеньер? – спросил Людовик, и на секунду ему привиделся другой, его единственный законный сын Людовик, последний монсеньер, который со временем должен был стать Людовиком XV.
– Замечательно, ваше величество, – ответил юный дофин. – Мне так нравится моя новая баржа. – Дофин был симпатичным мальчиком с блестящими черными глазами и золотыми кудрями.
– Рад это слышать. – Людовик похлопал мальчика по плечу. Внизу он только что заметил Адриану и слегка нахмурился. Кому пришло в голову посадить ее рядом с герцогиней Орлеанской? Вряд ли она может оказать подобающее влияние на впечатлительную девушку.
Про себя он отметил, что впредь Адриану нужно будет держать подальше от герцогини.
– Когда же начнутся танцы, ваше величество? – спросил юный дофин.
– Ах танцы, они начнутся очень скоро, монсеньер, – заверил мальчика Людовик. – Ты помнишь свою партию?
– Конечно, ваше величество, – уверенно ответил мальчик. – Я должен танцевать партию Жалящей Змеи.
– Очень хорошо.
– Дедушка, а ты в самом деле собираешься танцевать? – очень тихо спросил дофин, чтобы никто посторонний не слышал такой фамильярности.
– А что, в это так трудно поверить? – спросил Людовик. – Я всегда танцевал к радости и восторгу своих подданных.
– А какие партии ты танцевал?
– Разные. Однажды в спектаклях «Женитьба Пеле» и «Фетида» я танцевал – дай-ка припомнить – шесть партий: конечно же, Аполлона и фурию, дриаду, индейца, придворного и Бога Войны. – Людовик улыбнулся, глядя в чистые, наивные глаза ребенка. – Костюм, который на тебе сегодня, очень похож на тот, в котором я танцевал Войну: такой же красный, с огромными багряными перьями.