127 
Гай же был добр, точнее, он был добр в тот день. Все у него было чудесно. Открытка от Николь покоилась в его кармане. Набор доспехов — отважные слова. В другой раз он, возможно, просто прошел бы мимо. Любовь слепа; но благодаря ей замечаешь слепого, мешкающего на краю мостовой; она заставляет отыскать его в толпе глазами любви.
— Милый, слышишь? Иди ко мне на ручки.
— …Ходи.
— Давай-давай. И почитай книжку. Иди к папе на ручки. Вот молодечик.
— Сучки.
— Ручки. Очень хорошо! Молодец. Смотри. Еда. Ты любишь еду. Что вот это?
— Стервы.
— Стервы?.. Консервы. Кон-сер-вы. Очень хорошо. А это что?
— Лицо.
— Яйцо, правильно. Яйцо. А это что?.. А что вот это?.. Вот, теперь мы в саду. Что это? Что это, милый?
— Сетка.
— Ветка. Молодечик. В-в-ветка. А вот цветок. Скажи: «цветок»… Это вот лепестки. А вот эта штучка внизу называется…
— Гибель.
— Стебель. С-с-стебель. Очень хорошо. Превосходно. А как вот это называется? Где раньше было дерево. Как у нас в саду. Где потом его срубили…
— Убили.
— Мармадюк, да ты гений! Это — пень. Это что?.. Дерево. А это что?.. Травка. Не делай так, милый. Ой! Стой, посмотри! Зверюшки. Зверюшки. Это кто?
— Отца.
— Да, овца. Умница. А это?
— Зев.
— Лев. Л-л-лев. Л-л-лев. А здесь вот что за закрученная штучка, такая липкая?
— Улика.
— Улитка. Превосходно! Ага. А вот твой любимый зверек. Самый-самый из них лучший. Нет, дорогой, подожди. Эй! А вот и еще. Ты таких любишь. Что это? Это что?
— …Тушка!
— Да! А что она делает? Что она делает, чего ни одна другая зверюшка не может? Что она делает?
— …Бух!
— Мо-ло-дец! Знаешь, ты ведь иной раз можешь быть просто-таки замечательным детенышем.
Когда Гай наклонялся вперед, чтобы прощально поцеловать в затылок становившегося все более непоседливым ребенка, Мармадюк весьма удачно провел обратный удар головой. Скорее всего, это вышло случайно — по крайней мере, отчасти, — хотя Мармадюк много смеялся, показывая на Гая пальцем. В любом случае сочетание двух движений привело к довольно ощутимому удару. Каждый, кому доводилось натыкаться на фонарный столб или сталкиваться с другим пешеходом, знает, что пять километров в час — достаточно опасная скорость для человека; что уж там говорить о трехстах тысячах километров в секунду. Все еще сомневаясь, что кровь остановилась, он сплевывал и сплевывал в бумажную салфетку, когда, пятнадцатью минутами позже, раздался стук в дверь и она отворилась.
— Привет, Дорис, — сказал Гай.
— Привет, Гай, — сказала Дорис.
Гай слегка поморщился от такой фамильярности — точнее, не он сам, а один из его генов. Дорис, нанятая недавно блондинка лет тридцати-сорока, отличалась дородностью, а также тем, что ее плохо слушались ноги. Из-за мятежного их настроя она успела уже настрадаться на лестнице у Клинчей.
— Там у дверей кто-то вас ждет.
— Да? И кто же?
— Не знаю. Говорит, что срочно. Это мужчина.
Гай растерялся, не зная, что же делать. Хоуп играла на корте Вандербильдт с Динком Хеклером и должна была вернуться домой не раньше семи. В данное время в доме у них обозначилась явная нехватка персонала; даже Терри не выдержал здешних мытарств и возблагодарил судьбу, заполучив какую-то должность в спортзале при тюрьме. И он не мог попросить остаться Дорис, которая все равно непременно отказалась бы. Если Мармадюк оставался наедине с Дорис, если Дорис оказывалась в пределах его досягаемости, то он беспрестанно пытался лягнуть ее по распухшим голеням или глумливо молотил кулаками по ее грудям.
— Проводите его сюда. Прошу прощения, Дорис. Проводите его наверх. Благодарю вас.
Через должный промежуток времени в комнату вплыл Кит — в моряцких своих клешах, похожих на треугольные паруса. Волосы его были приплюснуты дождем, а из-под мышки свисал промокший таблоид — словно дополнительная конечность, от которой мало проку. Он доверительно кивнул и сказал:
— «Ауди». Страсти.
Гай поразмыслил мгновение-другое и ответил:
— Здравствуй. Как поживаешь?
— «Сааб турбо», — ответил Кит. — Впрыск топливной смеси. Слышь, братан… — Кит глянул через плечо, а потом на Мармадюка, который с интересом всматривался в него, сидя возле останков игрушечного замка. — Вот что я тебе скажу. Я забросил туда кое-какое барахло и… Николь. Между нами, парень, выглядит это не слишком-то умно.
127 
