72 
— Понимаю. Что ж, я, Кит, уверена, что ты преуспеешь. Желаю тебе удачи.
— Я… это, как его… принес все твое барахло — слышь, Николь? Все починено, все налажено. В итоге, правда, вышло недешево. — Он вытащил накладную — или листок с начертанными на нем цифрами — из своего подсумка для дротиков. — Но об этом забудь. Все за мной.
— Да ну, ерунда.
И она встала. Кит отвернулся. Она приблизилась к нему. Почти соприкасаясь плечами, они, глядя поверх исходящей паром кровли, обозревали верхний этаж этой жизни, его чердаки и комнаты для прислуги, развешенное для просушки белье, цветочные ящики, стеклянные крыши-фонари и полоски земли, лачужки, палатки и спальные мешки, а позади всего этого воздвигался одинокий шпиль многоквартирной башни, похожей на открученную ногу гигантского робота.
— Глянь-ка! — сказал Кит и ткнул по-младенчески согнутым указательным пальцем туда, где возле наполовину затененного поребрика, обегавшего весь периметр крыши, скопилась дождевая вода. В лужице плескались птички. Кит добродушно ухмыльнулся.
— Вроде как… они вроде пташек, что резвятся в воде.
— Почему — вроде, Кит?
— Да понимаешь… Девчонки. Играются в бассейне.
— А, ясно!
Николь подумала о видеокассете, которая могла случайно попасть в Китовы руки. Белая вилла, чистейшая голубая вода облицованного мрамором бассейна, стайка «играющихся» худышек-англичанок (все до единой — топлес) — как они резвились на трамплине для ныряния и на надувных матрасах! Это было что-то… Потом, когда музыка меняла тональность, одна, две или три из них норовили улизнуть прочь (порой в обществе садовника Маноло, порой без него) ради обильной сиесты, от которой потом ломило в пояснице.
— Давай-ка спустимся, — сказала она.
Они вступили в мир черноты и тяжело продвигались сквозь жару из одной комнаты в другую. Оказавшись в прихожей, поочередно опробовали кофемолку, пылесос, утюг. Все работало — все было «починено и налажено». Все, разумеется, снова сломается в течение нескольких часов — и оба они об этом знали. Потому что парни в задней комнатушке «Доброй Починки» были художниками судьбы: мало того, что они на скорую руку налаживали реальность, — они еще на свой манер выгибали будущее, дабы оно служило их нуждам.
Николь спросила у Кита, сколько она ему должна, а тот только распростер руки, как индус. Оставив его в коридоре (и по пути чувствуя на своем крестце давление лучей, испускаемых его голубыми глазами), она вошла в спальню и закрыла за собой дверь. Достала из-под матраса тугую и толстую пачку пятидесятифунтовых банкнот, а затем сунула ноги в белые туфельки, стоявшие наготове возле кровати, — с самыми высокими каблуками, какие только у нее были. Глядя на себя в зеркало, она в быстрой последовательности почувствовала себя девицей из кордебалета, лошадью и карикатурой. Внезапно она прыснула от смеха — столь же неудержимого, как чих, и ей пришлось зажать рот ладонью, чтобы хоть как-то его приглушить. Смех был корчащимся, свербящим, исполненным ужаса — но то определенно был смех, смех со всеми признаками схождения с катушек и потери управления. Была ли она просто безумна? В этом ли заключалось все дело? То же тело, то же зеркало, та же пара глаз: слезы и смех в пределах сорока пяти минут; все это очень опасно, опасно. Через дорогу стояло мертвое здание с окнами, забранными рифленым металлом. К входной двери его была приколочена белая вывеска с красными буквами: «ОПАСНОЕ СТРОЕНИЕ». Таким было и ее тело. Таким был и ее замысел.
Кит с легкостью принял деньги, сложил их пополам и упрятал в карман своих тореадорских штанов. Пятясь, он сделал один шаг вниз по лестнице, остановился и окинул ее с головы до ног с предельно возможной наглостью.
— Ну-с, — медленно проговорил он. — Теперь с этим все. Все я тебе наладил. Может быть… может быть, ты хочешь, чтобы я еще что-нибудь для тебя сделал?
— Ты имеешь в виду секс? — сказала Николь, бросая взгляд на часы. — Поживем, Кит, увидим. Всему свое время. Сперва несколько вопросов. Ты ведь женат.
— Не то чтобы всерьез. Скажем так. Жена моя полагает, что она замужем. Что до меня, я в этом не уверен.
— Дети?
— Не-а. Ну так, только дочурка. Ей еще и годика нет.
В этот миг раздался звонок интеркома — застенчиво-краткий, похожий на одиночный сигнал азбуки Морзе. Николь, не обратив на него внимания, сказала:
— Я так полагаю, Кит, ты найдешь, куда истратить кое-какие деньги, особенно теперь, верно?
72 
