106 
«Это просто сова», — сказал он себе, но поспешил закрыть дверь и отойти от нее подальше.
Стол после ужина еще не убрали. За ним в одиночестве сидела матушка Мэй. Эдвард увидел перед ней винную бутылку и наполовину пустой стакан. Он сел напротив, подвинул масляную лампу так, чтобы свет падал на лицо женщины. Сегодня оно было спокойное и молодое, как в первый раз, когда он увидел ее. Кожа в свете лампы казалась абсолютно гладкой и излучала золотистое сияние. Волосы, отливавшие рыжиной и золотом, были собраны сзади в большой пучок и подчеркивали пристальный мягкий взгляд ее больших светящихся глаз, сонно смотревших на Эдварда.
За стенами дома в пугающей темноте теперь раздавались другие звуки — протяжные жалобные крики и визг.
— Скажите, бога ради, что там такое?
— Совы, конечно.
— Я никогда не слышал подобных звуков.
— Они спариваются. Есть много разновидностей сов, и все они кричат по-разному. Я хотела предупредить тебя, что не стоит выходить по вечерам: если окажешься рядом с совиным гнездом, сова может выклевать тебе глаза.
— Но почему они вдруг раскричались?
— Беттина их зовет. Она умеет подражать крикам птиц. Она может производить высокие звуки, недоступные человеческому уху. Это ее природный дар. У Джесса был такой же.
Эдвард сидел некоторое время, прислушиваясь к какофонии воплей.
— А где Илона?
— Пошла спать.
Эдвард хотел найти ее и утешить, но теперь было поздно. Он жалел, что не сделал этого за столом. Он нашел пустой стакан и налил себе вина. Вино было превосходное — ароматное, со сложным сладким вкусом.
— Что это?
— Вино из одуванчиков.
— Я и не знал, что из одуванчиков можно делать вино.
— Вино можно делать из чего угодно.
— Я такого прежде не пробовал. Вкусное.
— Что у тебя с пальцем?
— Нож сорвался, когда траву резал. Смотрите.
Эдвард начал разматывать темный, пропитанный кровью бинт. Он прекрасно понимал, что делает агрессивный жест — дерзкий поступок, демонстрация, имеющая целью вызвать жалость, страх, отвращение. Бинт прилип к ранке. Резкая боль стрельнула в руку и плечо. Эдвард сорвал бинт, чувствуя, как рвется плоть, словно ему срезают полпальца. Он вскрикнул, потом уставился на большую кровоточащую рану, откуда тут же полилась кровь — резвые ярко-красные капли сочились из глубокого пореза, текли по руке, падали на стол.
— Держи. — Матушка Мэй протянула ему салфетку. — Постой. Я что-нибудь принесу.
Она вернулась с тазом, над которым поднимался пар, тряпицами, полотенцем и маленькой коробочкой. Эдвард держал руку над тазом, а матушка Мэй, сжав его запястье, промыла порез, остановила кровотечение, потом покрыла рану компрессом из листьев, прижала пальцем, положила сверху кусочек материи и легко обвязала нитью.
— Это остановит кровь и залечит ранку. И прилипать не будет.
— Спасибо. А что это?
— Окопник.
Она тщательно очистила стол другой тряпочкой и протерла его, потом поставила таз на пол.
Эдвард тихо сидел за столом, вдыхая ароматный запах трав из таза. Он слушал тишину. Совиный концерт закончился. Беттина была где-то вне дома, стояла или брела в полной темноте. Он еще чувствовал крепкие, успокаивающие пальцы матушки Мэй у себя на запястье. Вокруг лампы кружили какие-то белые мотыльки.
— Я хочу отвезти Джесса в Лондон, — сказал Эдвард.
— Он с тобой не поедет.
— Почему бы вам всем не поехать?
— Это невозможно.
— Вы что, умрете, если покинете этот дом?
— Нет. Но я очень быстро постарею.
Матушка Мэй смотрела на него большими мягкими ясными глазами. Она подлила вина в его стакан, потом — в свой.
— Вы все, кроме Джесса, вечно молодые, а он…
— Ну, он никогда не умрет, с ним просто произойдет метаморфоза!
— Я хочу помочь ему. Ведь он хотел меня видеть, правда?
— Ты, наверное, воображаешь, что был долгожданным мальчиком… Возможно, твоя мать внушила это тебе. Но не очаровывайся им. Ты понимаешь, что он безумен? У него галлюцинации, и он что угодно может наговорить. Он развалина, злобный старик.
— Никакой он не злобный.
— Чистое зло никогда не кажется злом. Оно проявляется, если к нему примешивается добро. А Джесс — воплощение зла. Он открыл дверь зла и заглянул внутрь.
— Что за чушь! Вы хотите сказать, что он бегал за женщинами?
— Когда-то он был моей истиной. А если твоя истина оказывается ложной…
106 
