Особенно,... 
69 
— Мне уже хорошо, — сказала она встревоженной нянюшке, — я чувствую себя значительно лучше.
— Я опасалась… — Язык Квэй словно прилип к гортани, и она безуспешно пыталась улыбнуться. — Я рада, что тебе лучше, — сказала она наконец.
— Ты солгала о моих месячных, Квэй. Впредь не делай этого.
— Хизи, есть вещи, тебе непонятные…
— Я понимаю больше, чем ты предполагаешь, — ответила Хизи. — И я знаю, почему ты не можешь мне рассказать обо всем. Не беспокойся же понапрасну.
— Ах, какая ты умная девочка, Хизи. Когда ты еще младенцем лежала в колыбельке, ты так странно смотрела на меня, как будто…
Она вновь осеклась.
— Как бы там ни было, — сказала Хизи после затруднительного молчания, — я не хочу, чтобы ты опять лгала. В следующий раз они убедятся, что месячные у меня уже начались. И своей ложью ты только доставишь себе неприятности.
Квэй молча кивнула.
— Квэй… — Хизи отправила в рот ломоть хлеба, зачерпнув им сливки и желе. — Квэй, если тебе запрещено об этом говорить, лучше молчи. Но я хотела бы знать, разрешат ли мне видеться с тобой после того, как переведут в королевское крыло?
— Нет, Хизи… Это не запрещено. Ты сможешь увидеться со мной всякий раз, когда вздумается, и Тзэм отправится с тобой. Но вряд ли тебе захочется приходить сюда. У тебя будет столько дел, столько новых друзей… — Квэй снисходительно похлопала ее по колену. — Тебе наскучит видеться со старухой.
— А что ты будешь делать, Квэй? После того, как я уйду?
— Ах… право, не знаю. Наверное, воспитывать другую малышку — или малыша. Мне это по душе.
— Правда? А ты уже воспитывала кого-то до меня?
Квэй забыла о еде и сидела, глядя в тарелку. Казалось, она всматривается во что-то, невидимое для Хизи. Что это было? Чье-нибудь лицо?
— Да, — сказала Квэй, снова безуспешно пытаясь улыбнуться. — Это был… маленький мальчик.
— Я знаю его? Как его звали?
Квэй на мгновение сжала губы, глубоко вздохнула и, расстроенная, поднялась из-за стола.
— Мне предстоит стирка, — сказала она уклончиво. — Хизи, милая, отдохни еще немного.
Она проследила, как Квэй пересекла двор, направляясь в бельевую. Хизи вернулась в свою комнату, выбрала платье посвободнее и причесалась, как могла, без помощи няни. Отыскав Тзэма, она отправилась в библиотеку.
Составлять указатель сегодня было выше ее возможностей — так она и сказала Гану. Он кивнул, не спрашивая объяснений, и не рассердился на нее. Да и за что на нее было сердиться?
— Несколько щеголей зашли ко мне утром в библиотеку, — пробурчал он. — Мальчикам нужны были стихи. Не настоящие стихи, а те вирши, которые сейчас в моде при дворе. Они запаслись королевской грамотой, и потому я не мог чинить им препятствия. Так вот, они поснимали с полок почти половину рукописей, прежде чем я нашел повод, чтобы их выпроводить.
— Наверное, проще было бы сразу показать им, где следует искать.
Ган фыркнул:
— То, что они ищут, находится не здесь. Им нужно рыться в личных библиотеках старых щеголей, а не в королевском архиве. Вот дуралеи!
Скрипучим пером Ган вывел на пергаменте еще несколько букв — он переписывал манускрипт.
— Можете положить все эти рукописи обратно на полки.
— Да, конечно.
— И еще, Хизи… — Она с удивлением обернулась. Странно, что он назвал ее по имени, а не «вы» и не «принцесса», с неизменным сарказмом. — С завтрашнего дня вы уже не должны работать в библиотеке.
— Почему? — спросила она, потрясенная. — Ган, я что-нибудь не так сделала? Простите меня, в чем бы я ни была виновата.
— Конечно же виноваты. Отец ваш довольно четко изъяснил в своем предписании, что работаете вы здесь до тех пор, пока не возместите нанесенный вами урон. С завтрашнего дня, если вы будете продолжать работу, я обязан платить вам. Вы мне уже ничего не должны, Хизи.
— Но еще так много нужно сделать, — возразила она. — У вас на все не хватит времени. Кто будет переписывать этот манускрипт, если вы будете раскладывать рукописи по полкам?
— Я справлялся с моей работой задолго до того, как вы родились, принцесса, и завтра, и послезавтра я вполне обойдусь без вашей помощи.
Он опять заскрипел пером, не глядя на Хизи. Она стояла рядом, не зная, что сказать. Наконец Ган перестал писать и откинулся на спинку стула.
— Что-нибудь еще? — ласково спросил он.
— Да нет, ничего особенного, — ответила Хизи и, взяв страницу старой книги, которую он переписывал, дернула ее с силой, надорвав край. Ган ошеломленно взглянул на Хизи — и вдруг, впервые с тех пор, как она познакомилась с ним, рассмеялся. Это был не деланный хохот, а самый настоящий, искренний смех.
69 
