Граф заговорил первым, демонстративно убрав руки за спину:
– Учитывая все обстоятельства, не могу сказать, что рад знакомству, Маклейн. Полагаю, вы простите меня, если я опущу любезности. – Он повернулся к Элисон. – Как бы я ни наслаждался твоим обществом, дорогая, вначале я хотел бы уладить кое-какие дела с твоим мужем. Не стану утомлять тебя нашей беседой. Не могла бы ты проводить нас в другую комнату…
Несмотря на тревогу, Рори не мог сдержать улыбку, когда Элисон, пропустив мимо ушей слова графа, поспешила навстречу горничной, явившейся с горячими напитками. Поставив поднос на столик, она наполнила бокал дымящимся пуншем и вручила его отцу.
– Я видела тебя из окна в тот день, когда мы с Рори поженились. Признаться, я решила, что ты призрак. Но ведь это не так, правда? – взволнованно спросила она.
Граф молчал, в смятении взирая на свою очаровательную, похожую на фею дочь. Рори, испытавший это состояние, на собственной шкуре, воспользовался моментом, чтобы овладеть ситуацией.
– Элисон, сядь, иначе твоему отцу придется стоять всю ночь. Лорд Гренвилл, прошу прощения за не самый радушный прием, но вы должны согласиться, что застали меня врасплох.
Если Элисон признала в этом незнакомце своего родителя, он может хотя бы сделать вид, что разделяет ее убеждение, оставив свои сомнения до лучших времен.
Когда Элисон с удобством устроилась на мягкой скамеечке рядом с предназначавшимся для него креслом, Рори взял ее за руку, ожидая, пока их гость сядет. Графу ничего не оставалось, как неохотно опуститься в стоявшее напротив массивное кресло времен короля Якова. Недовольно хмурясь, он бросил настороженный взгляд на хозяина дома, который уселся рядом с его дочерью.
– Я предпочел бы избавить Элисон от выяснения наших разногласий, Маклейн. – Он сделал глоток пунша, наблюдая из-под полуопущенных век за молодой парой. – Вы оказываете себе плохую услугу, прячась за женскими юбками.
Рори не счел нужным обижаться на это оскорбительное замечание.
– Элисон вправе делать что пожелает. И как бы я ни стремился оберегать ее, мне пришлось убедиться, что она предпочитает жить собственным умом. – Повернувшись к жене, он добавил: – Милая, я в состоянии справиться с обвинениями этого джентльмена. Почему бы тебе не подняться наверх, предоставив мне все уладить? Обещаю, что к утру, когда ты спустишься вниз, все разъяснится.
Элисон одарила его раздраженным взглядом.
– Не сомневаюсь, но тогда я пропущу самое интересное, не так ли?
Граф слегка расслабился, заинтересованно прислушиваясь к препирательствам молодых супругов.
После жутких историй о том, как Элисон была похищена, изнасилована и принуждена к поспешному браку со скандально известным охотником за приданым, он жаждал увидеть голову негодяя, насаженную на пику. Но теперь с изумлением обнаружил, что черт совсем не так страшен, как его малюют, а его дочь совсем не похожа на безропотную жертву.
– Помнится, у ее матери был более мягкий нрав. Должно быть, Элисон пошла в бабку, – заметил он вслух, ни к кому не обращаясь.
Рори, тронутый умоляющим взглядом жены, сдался без борьбы.
– Возможно, но, на мой взгляд, Элисон единственная и неповторимая. Я не хотел бы, чтобы она была другой.
Элисон удивленно воззрилась на мужа. Рори говорил ей приятные вещи, когда они оставались наедине, но никогда не делал этого в присутствии посторонних. Не может быть, чтобы он и вправду так думал. С момента их встречи она была для него обузой, препятствием на пути к желанной цели. Наверное, он имеет в виду физическую сторону их отношений.
Граф, не совсем понимавший, что происходит, продолжил:
– Как ты узнала меня, Элисон? Ты так похожа на, свою мать, что я узнал бы тебя везде, но у тебя нет такого преимущества.
Не зная, как вести себя с родным, но, в сущности, незнакомым человеком, Элисон улыбнулась и небрежно взмахнула рукой.
– О, вы очень похожи на свой портрет, сэр. Как вы здесь оказались? Где вы были все это время? Что с вами случилось?
Проще всего было бы принять этот ответ за чистую монету, но ирония, читавшаяся в глазах мужчины, сидевшего рядом с его дочерью, насторожила графа. Помня о преданиях, связанных с семьей ее матери, он неловко поерзал, не желая слишком глубоко погружаться в мутные воды, однако не стал уклоняться от вызова. Вздохнув, он попытался снова.
– Насколько я помню, тот портрет был написан, когда я едва вышел из детского возраста. Меня заставили напялить один из этих чертовых париков, от которых постоянно чесалась голова, и шляпу, украшенную таким количеством золотого шитья, что хватило бы на королевскую корону. Представляю, как глупо я выглядел.