Последние отзывы

  101  

Однако на самом деле ни о какой сонливости но могло быть и речи. Он отклонил ее предложение выпить чаю — раз уж они расположились у нее в кабинете — и сразу же приступил к делу.

— Мне нужно будет встретиться с вашими подопечными, сестра, но сначала, если не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Прошу вас, — спокойно сказала она.

— Что касается бритвы. Это была его собственная?

— Да, я уверена, что это его. Такими бритвами пользуются и другие, но, насколько я знаю, только у Льюса бритва была с ручкой из черного дерева, — она решила разговаривать с ним вполне откровенно и тем самым дать ему понять, что она — хозяйка положения. — Но вы, сержант, разумеется, не сомневаетесь, что это самоубийство? Я видела, как Льюс держал бритву. Пальцы сжаты именно так, как сжимала бы бритву живая рука, и, кроме того, кисть и рука покрыты сплошь запекшейся кровью. Так могло быть только в том случае, если он сам нанес себе те порезы, которые я видела. Сколько их оказалось?

— Собственно говоря, только три. Хотя, чтобы по быстрому прикончить себя, ему хватило бы и одного. Так что два были лишними.

— А что говорит патологоанатом? Вы привели кого-нибудь с собой или пользуетесь услугами майора Мензиеса?

Сержант Уоткин засмеялся.

— А что если я тут вздремну немного на какой-нибудь свободной койке, а вы пока проведете расследование, а?

На ее лице появилось выражение чрезвычайной скромности, смирения и какой-то странной детскости.

— О Господи, я, наверное, говорю, как начальник, правда? Простите меня, пожалуйста, сержант! Я просто увлеклась.

— Ничего страшного, сестра, спрашивайте на здоровье. Мне это страшно льстит. Ну, а если серьезно, то я почти не сомневаюсь, что это было самоубийство, и вы совершенно правы в том, что касается положения бритвы в руке умершего. Для майора Мензиеса очевидно, что сержант Даггетт нанес себе раны сам. Я только поспрашиваю ваших больных о бритве, и если все их рассказы совпадут, то, думаю, все закончится очень быстро.

Сестра Лэнгтри вздохнула с огромным облегчением и очаровательно улыбнулась ему.

— Ох, как же я рада! Я знаю, все думают, что больные с душевными расстройствами на многое способны, но, по правде говоря, мои мужчины совершенно ручные. Только один сержант Даггетт и был буйным.

Он с любопытством посмотрел на нее.

— Они все солдаты, не так ли, сестра?

— Да, конечно.

— И большинство из них, я уверен, с передовой, иначе бы речь не шла о тропических психозах. Простите, но я вынужден не согласиться с вами, сестра. Ваши мужчины не могут быть ручными.

После этого замечания ей стало ясно, что расследование будет настолько тщательным, насколько сержант сочтет нужным. Так что теперь все будет зависеть от того, действительно ли он считает, что Льюс покончил с собой.

Выяснилось, что ручка из черного дерева действительно была только у бритвы Льюса. У Мэтта ручка была сделана из слоновой кости, у Нейла имелся набор из трех бритв с перламутровыми ручками, которые еще перед первой мировой войной сделали на заказ его отцу. Майкл пользовался безопасной бритвой, Бенедикт и Наггет тоже.

Никто из них не сделал попытки скрыть свою неприязнь к покойному, но и пользоваться проверенными средствами, чтобы пометать сержанту Уоткину в его расследовании, они тоже не стали, не притворялись невменяемыми, не симулировали уход в себя. Сестра Лэнгтри опасалась, что они будут упрямиться и проявлять несговорчивость — их одиночество, отделенность от мира и безделье приводили к тому, что они начинали выдумывать разные детские игры, как это было в случае с Майклом. Но ее опасения не оправдались: они вняли ее призывам к здравому смыслу и согласились всячески сотрудничать со следователем. Впрочем, свое мнение о том, насколько приятными они оказались как собеседники, сержант Уоткин оставил при себе, но рассказы их он слушал с предельным вниманием, в том числе и восторженные описания Наггета его скотомы, из-за которой он не видел ничего, кроме дверных ручек и дырок в стене, да и то только их левые половины.

Единственный, с кем интендант захотел встретиться лично, был Майкл, но их разговор скорее напоминал дружескую беседу, чем допрос, и главной причиной, по которой он вызвал Майкла в свой кабинет, было то, что в отделении возможность разговаривать без помех практически исключалась.

Хотя Майкл вряд ли осознавал это, но лучшей защитой для него послужил его внешний вид. Он явился, одетый полностью по форме, за исключением шляпы, и потому, хотя мне отдавал честь, но встал по стойке «смирно» и стоял, пока ему не разрешили сесть.

  101