Последние отзывы

  151  

В общем, его друг и соперник успел исписать три шариковые ручки, подписывая «Возвращенный Амелиор», «Амелиор» и «Город вечного лета», подписывая программки, рекламные листки, фотографии, вырезанные из газет и журналов, оставляя автографы в книгах для автографов, на гипсовых повязках, девичьих предплечьях и бедрах. А Ричард эти два часа просидел за своим столом без дела… В прошлом выступая в разных (не очень значительных) ролях, Ричарду случалось бывать на ярмарках и фестивалях и видеть очереди, которые выстроились к писателям, подписывавшим свои книги; эти очереди вызывали в нем странную враждебность. Каждая очередь, равно как и каждая книга и каждый писатель, принадлежат к разным жанрам. Некультурные, самодовольно поучающие, беспорядочные, выстроившиеся как по струнке, игривые, серьезные, не говоря уже о классовых, расовых, возрастных и половых различиях. И, нужно признать, очередь к Гвину включала всех и каждого. Они шли к нему, шагая по проходу, как к ковчегу будущего.

Ожидая своей очереди (а где же эта очередь заканчивалась?), они могли разглядывать Ричарда и ломать голову над тем, что здесь делает этот человек. Ричард скрашивал их ожидание. Они не знали, что были участниками его похорон, плакальщиками, медленно проходящими мимо хладного трупа его призвания, немого и бледного.

За столом с неподписанными экземплярами романа «Без названия» сидел призрак. Минут через сорок, сияя архангельски чистым ликом, к Ричарду подошел старик в джинсах с проглаженными стрелками: призрак Тома Пейна. Старик вытащил из-под мышки экземпляр романа «Без названия» и швырнул его на стол. Книга раскрылась на восьмой или девятой странице, страницы явно были закапаны засохшей кровью. В книге лежала закладка с логотипом «Лейзи Сьюзен», а на загнутом верхнем уголке девятой страницы остался четкий отпечаток окровавленного большого пальца. Старик не хотел, чтобы Ричард подписал ему книгу. Он вообще не хотел эту книгу… Единственный, кто удостоил Ричарда своим вниманием, была женщина: та самая, что присутствовала на чтении. Она была единственным человеком, обратившим хоть какое-то внимание на его слова. Женщина подошла к его столу с робостью котенка. Ричард поприветствовал ее от всей души и продолжал сохранять свой приветственный настрой, пока женщина доставала из своей сумки книгу. Но это была книга, написанная не Ричардом Таллом, а Федором Достоевским. Это был роман «Идиот». Женщина склонилась над Ричардом (лицо ее оказалось невероятно близко) и стала перелистывать страницы, сопровождая свои действия пояснениями. Эта книга тоже была в пятнах, но это были не пятна крови, это были маркеры двух соперничающих цветов — голубого и розового. И не на двух страницах, а на всех шестистах. Каждый раз, где буквы «о» и «н» появлялись вместе, они были выделены голубым цветом. Каждый раз, где вместе появлялись «о», «н» и «а», эти буквы были выделены розовым цветом. А поскольку каждое слово «она» включает в себя солово «он», неудивительно, что мужской род преобладал. Это она и пыталась доказать. «Вы видите? — спросила она, обдавая его горячим дыханием, сильно пахнущим какими-то лекарствами, батарейками и пресс-формами. — Видите?..» Организаторы прекрасно знали эту женщину — эту несчастную, тихую и неутомимую зануду, — они пытались уговорить ее уйти. Но Ричард словно этого не слышал, у него никогда не было более приятной компании. Никогда жизнь не казалась ему такой восхитительной. Он никогда бы ее не бросил. На склоне лет, разумеется без всяких детей, вооружившись маркерами, они брали бы в оборот великие тексты, один за другим. И если он станет допускать ошибки, она возьмется за голубой. А если она устанет, он пустит в ход розовый. Но жизнь коротка, а искусство вечно: смогут ли они исчерпать одних только великих русских писателей? Вдвоем бок о бок: он с пивной кружкой и болеутоляющими, она — с цинком и марганцем.

«Дама с собачкой» и др. «Шинель». «Отцы и дети». «Герой нашего времени».

«Смерть Ивана Ильича». «Господин из Сан-Франциско». «Мастер и Маргарита».

«Бесы». «Двойник».

«Мы».

Ричард поднес ладонь к пористой обшивке своего лица. Он подумал, что, может быть, все решится прямо сейчас — его книги против книг Гвина в их связи со Вселенной. Ричард услышал, что его зовет юный пиарщик. А там, наверху, небо показывало, что оно может изображать и черные дыры. На самом деле эта имитация требовала большого труда (грубо закругленный горизонт с сузившимся, как у наркомана, зрачком посередине — похожие картинки были в одной книжке по астрономии у близнецов Ричарда).

  151