Последние отзывы

  39  

Конец статьи был под стать началу: «Шагая по Парижу… задумчивые прогулки… его внимательная жена… прекрасная Лоранс… с десяти лет… женаты… в двадцать два года… жизнь, исполненная труда и тайны… его „Стейнвей“…» Это было омерзительно.

– Это омерзительно, – сказал я вполголоса и выронил газету… Ну а что тут еще прибавишь?

– Кажется, вы, скорее, должны быть довольны? – с тихой укоризной выдохнула вдовица.

Как и все присутствующие, она была слегка шокирована моей неблагодарностью по отношению к прессе. Конечно, жаловаться на усталость от популярности очень эффектно, однако для этого нужно иметь о себе не одну статью, пусть даже и в три колонки. Надо царствовать на полосах целого ряда газет и журналов, чтобы уж потом плакаться о праве на частную жизнь и сетовать на безвкусие публики.

– Да, я доволен, – сказал я решительно. – Тем, что сижу рядом с вами. И только этим.

Она чуть не подскочила, отодвинулась от стола, и вдруг мне страшно захотелось ее. Вивиан была мила, ну, почти мила, все в ней выглядело совершенно искусственно: волосы, движения, цвет кожи, интонации, – но мне это и было нужно, чтобы отомстить. Только вопреки всякой логике я не хотел, чтобы Лоранс застала нас. Просто-напросто нужно заполучить эту женщину тут же, еще до конца вечера, чтобы заглушить в себе примитивного, грубого, неотесанного человека, которого от всего вдруг стало воротить, и особенно от собственной славы.

– А знаете, Вивиан, вы должны петь! – убежденно и пылко заявил я. – С вашим голосом и не петь… какая жалость!

И я недвусмысленно прижал свое колено к ее, глядя Вивиан прямо в глаза. Она закашлялась, поднесла салфетку к лицу и заметно покраснела под своим фальшивым загаром (однако ноги не убрала).

– Вы так считаете? – пропищала она. – Мне уже об этом говорили. Но услышать такое от вас… должна признаться…

Я улыбнулся и весь остаток ужина вел себя как солдафон. Правой рукой я разрезал мясо, брал стакан с вином, иногда в беседе жестикулировал; а левой под платьем Вивиан, кажется, довел ее почти до предела возбуждения. Вдруг, сидя на кончике стула, она запнулась, прервала фразу на полуслове, наклонилась вперед, придвинув к столу свой бюст, и с опущенной головой, полузакрыв глаза, прикусив нижнюю губу, еле слышно простонала. Я и виду не подал, только посмотрел на нее, как и все, с вежливым удивлением. Через несколько секунд она пришла в себя, и я с восхищением подумал, как все-таки женщина умеет походя поймать такое острое наслаждение, выставить его почти напоказ, и все это легко, естественно. Я положил руку на стол, она выпрямилась, открыла глаза, уселась удобнее на стуле и ни взглядом, ни голосом уже не выдавала своего волнения.

– Простите, – сказала она склонившемуся к ней записному доброхоту, который, очевидно, хотел оказать ей медицинскую помощь. – Простите! Иногда у меня ужасные боли в печени. Здесь! – указала она рукой в кольцах.

– Здесь? Это поджелудочная железа! – авторитетно заключил он.

Хотя более всего его занимали раковые больные, но понемногу и другие стали удостаиваться его сострадания, и теперь уже любую хворь он диагностировал, к любым немощным спешил со своим деятельным милосердием.

– Вы уже подумали, как распорядитесь своим состоянием, мой дорогой Венсан? – спросил меня Валанс с добродушной улыбкой.

Я поймал на себе лукавый и любопытствующий взгляд Лоранс и пожалел, что она не заглянула под стол пять минут тому назад… Но я и сам расслабился, глядя, как наслаждалась Вивиан, и теперь уже не было во мне того запала, чтобы мстить, во всяком случае не тот, чтобы спокойно на это решиться.

– Как?.. Разве Лоранс вам ничего не говорила?

Валанс, как и его гости, изобразил на лице удивление.

– Нет? Ну к чему тут секретничать? Мои авторские гонорары оформлены в банке на имя Лоранс, и полученные деньги, и все будущие поступления. Мы оба так решили.

– Ты хочешь сказать, мы открыли общий счет, – холодно процедила Лоранс, но я перебил ее:

– Да, и все чеки я, разумеется, уже подписал, и они, можно сказать, лежат в сумочке у Лоранс. Да и по какому праву я бы прикарманил себе хоть один сантим после стольких лет заботы с ее стороны? Тут все свои, и вы знаете, скольким я обязан жене. – И в порыве чувства я благоговейно приложился к руке оцепеневшей Манни.

Но ее похолодевшие пальцы даже не пошевелились. Да и все на секунду застыли от изумления и жалости: нет, решительно, что безвестный, что знаменитый, этот парень все такой же кретин.

  39