Так что Френсик захаживал сюда редко, а свою интимную жизнь свел к тихим интрижкам с переспелыми женщинами, терпимыми к его вялости и необязательности, и к оглядыванию девушек в метро, от Хампстеда до Лестер-Сквер. Однако на этот раз он явился по делу — и, конечно, угодил в толпу. Френсик обзавелся бокалом и пошел искать Джефри. Найти его было нелегко. Став главным Коркадилом, Джефри приобрел сексапил, которого ему раньше не хватало. К Френсику тут же пристал поэт из Тобаго; требовалось его мнение о «Зазнайке-негре», а то поэт находил Фербенка где-то божественным и где-то отталкивающим. Френсик сказал, что мнение это целиком разделяет и что Фербенк был замечательно плодовит. Лишь час спустя, нечаянно запершись в ванной, он наконец вышел на Джефри.
— Дорогой мой, так нельзя, — сказал тот, когда Френсик, минут десять проколотив по двери, освободился с помощью какого-то косметического баллончика. — Надо вам знать, что в комнате для мальчиков у нас запираться не принято. Это так неспонтанно. Ведь всякая случайная встреча…
— Это не случайная встреча, — сказал Френсик, затаскивая Джефри в ванную и снова запирая дверь. — У меня к вам разговор, и немаловажный.
— Только не запирайте!.. О господи! Свен ужасно ревнивый. Он впадает в неистовство. Понимаете, кровь викингов.
— Плевать на кровь, — сказал Френсик, — я с предложением Хатчмейера. Основательным.
— Боже мой, опять вы с делами, — сказал Джефри, вяло опускаясь на сиденье унитаза. — Основательное — это сколько?
— Два миллиона долларов, — сказал Френсик.
Джефри схватился, чтоб не упасть, за рулон туалетной бумаги.
— Два миллиона долларов? — выговорил он. — Неужели же ДВА миллиона? Может, вы мне голову морочите?
— Ничуть, — сказал Френсик.
— Так это же изумительно! Какая прелесть! Лапочка моя…
Френсик пихнул его обратно на сиденье.
— Есть одна загвоздка. Точнее говоря, две загвоздки.
— Ах, ну почему всегда должны быть какие-нибудь загвоздки? Разве без них мало в жизни сложностей?
— Надо было поразить его суммой, уплаченной вами за книгу, — о сказал Френсик.
— Но я же почти ничего не платил. Собственно…
— Вот именно, а все-таки пришлось ему сказать, что уплачен аванс в пятьдесят тысяч фунтов, и он хочет видеть договор.
— Пятьдесят тысяч фунтов? Любезный мой, да у нас…
— Знаем, — сказал Френсик, — можете не объяснять мне свое финансовое положение. У вас… скажем так, туго с наличными.
— Мягко говоря, — сказал Джефри, теребя обрывок туалетной бумаги.
— Хатчмейеру это тоже известно — потому-то ему и понадобился договор.
— Какой толк? В договоре…
— Вот здесь у меня, — сказал Френсик, роясь в кармане, — другой договор, который Хатчмейеру больше понравится. Там написано, что вы согласны уплатить пятьдесят тысяч…
— Спокойненько, — сказал Джефри, поднимаясь с унитаза, — если вы думаете, что я подпишу договор на пятьдесят тысяч, то вы очень ошибаетесь. Я не такой уж финансист, но тут все ясно.
— Ну что ж, — сердито сказал Френсик, складывая договор, — раз так, привет и до свидания.
— Почему же привет? Ведь договор у нас с вами давно подписан.
— Привет не вам, а Хатчмейеру. Заодно уж попрощайтесь с вашими десятью процентами от двух миллионов долларов. Если вам дороже…
Джефри снова сел на унитаз.
— Вы это, значит, всерьез, — сказал он, наконец.
— Какие тут шутки, — отозвался Френсик.
— И вы правда ручаетесь, что Хатчмейер согласился уплатить эту невероятную сумму?
— Если я говорю, — сказал Френсик со всем достоинством, какое позволяла ванная, — значит, так и есть.
Джефри скептически покосился на него.
— Верить Джеймсу Джеймсфорту, так… Ну, ладно, ладно. Простите. Ужасный все-таки сюрприз. И чего же вы от меня хотите?
— Подпишите вот этот договор, а я дам вам расписку на пятьдесят тысяч фунтов. Она послужит гарантией… Кто-то забарабанил по двери.
— Давайте вылезайте, — гремел нордический голос, — я знаю, чем вы там занимаетесь!
— О господи, Свен, — сказал Джефри, пытаясь отпереть. — Успокойся, радость моя! — крикнул он. — У нас деловая беседа.
Позади него Френсик на всякий случай вооружился унитазной щеткой.
— Деловая! — вопил швед. — Знаю я ваши дела…
Дверь распахнулась, и ванная предстала яростному взору Свена.
— Зачем он со щеткой?