— Да брось ты. «Френсик и Футл» — фирма надежная. Дела у нас идут хорошо. От добра добра не ищут.
— Я же тебе предлагаю заместительство, — напомнил Хатчмейер, — и ты все-таки еще прикинь.
— Пока что я прикидываю, — перешла в наступление Соня, — сколько ты должен моему клиенту за увечье, психическую травму и публичный скандал, жертвой которого он вчера оказался по твоей вине.
— Увечье? Травму?! — не поверил ушам Хатчмейер. — Я ему сделал рекламу на весь мир, и я же еще ему должен?
— Да, компенсацию, — кивнула Соня. — Примерно двадцать пять тысяч.
— Двадцать пять… Да ты в уме? Я плачу за книгу два миллиона, а ты хочешь нагреть меня еще на двадцать пять тысяч?
— Хочу, — сказала Соня. — Согласно контракту мой клиент не обязывался претерпевать насилие, побои и смертельную опасность. И поскольку ты организовал это безобразие….
— Бог подаст, — сказал Хатчмейер.
— В таком случае я посоветую мистеру Пиперу отказаться от турне.
— Только попробуйте, — заорал Хатчмейер. — Я с вас семь шкур спущу за нарушение контракта! Я его без штанов оставлю! Я ему такую козью морду…
— Деньги на бочку, — сказала Соня, усаживаясь и выставив коленки на обозрение.
— Вот, ей-богу, — восхищенно сказал Хатчмейер, — ну, у тебя и хватка.
— Есть кое-что и кроме хватки, — сообщила Соня и поддернула юбку выше. — Имеется второй роман Пипера.
— Который запродан мне на корню.
— Это еще вопрос, Хатч, сумеет ли он его дописать. Будешь так с ним обращаться — обмишуришься почище, чем твои собратья со Скоттом Фитцджеральдом. Он очень ранимый и…
— Ладно, слышали уже от Бэби. Робкий, ранимый, как же! Что-то он пишет без особой робости: похоже, шкура у него толще, чем у носорога.
— Да ты же не читал, что он пишет, — сказала Соня.
— Мне и незачем читать. Макморди — тот читал и говорит, что чуть не стравил. А чтобы Макморди стравил…
Они смачно бранились до самого обеда, наращивая и сравнивая ставки в том торгашеском покере, который был их обоюдным призванием.
Хатчмейер, конечно, не раскошелился, а Соня на это ничуть не рассчитывала. Она просто отвлекала его внимание от Пипера.
* * *
Зато вниманием Бэби Пипер обделен не был. После завтрака они прогулялись по берегу до павильона, и она утвердилась во мнении, что наконец-то напала на гениального писателя. Пипер не смолкая говорил о литературе, и по большей части столь невразумительно, что Бэби была потрясена до глубины души и ощутила прикосновенность к заветным таинствам культуры. Пипер вынес иные впечатления: он радовался, что у него такая внимательная, увлеченная слушательница, и одновременно недоумевал, как эта понимающая женщина может не видеть всей омерзительности якобы написанной им книги. Он поднялся к себе и хотел было извлечь дневник, когда вошла Соня.
— Надеюсь, ты не сболтнул лишнего, — сказала она. — Эта Бэби — просто упырь.
— Упырь? — удивился Пипер. — Она глубоко чувствующая…
— Упыриха в парчовых штанах. И чем же вы занимались все утро?
— Пошли погулять, и она говорила мне, как важно беречь себя.
— Да уж, с первого взгляда видно, что себя она бережет пуще всего на свете. Одно лицо чего стоит.
— Она говорит, что все дело в том, чтобы правильно питаться, — сказал Пипер.
— И стряхивать пыль с ушей, — сказала Соня. — В следующий раз, как она улыбнется, посмотри на ее затылок.
— На затылок? Зачем это?
— А увидишь, как натянута кожа. Если эта женщина засмеется, с нее скальп слезет.
— Ну, во всяком случае она гораздо приятнее Хатчмейера, — заключил Пипер, не забывший, как его честили прошлой ночью.
— Хатч — это моя забота, — сказала Соня, — тут все просто. Пока что он у меня в руках, а ты вот как бы не напортил, если будешь строить глазки его жене и разглагольствовать о литературе.
— Не строил я никаких глазок миссис Хатчмейер, — возмутился Пипер. — Мне бы это никогда в голову не пришло.
— Зато ей пришло, и она тебе строила, — сказала Соня. — И вот еще что: не снимай-ка ты тюрбана. Тебе идет.
— Может и идет, но мне очень неудобно.
— Будет куда неудобнее, если Хатч заметит, что никакой тарелкой тебя не задело, — сказала Соня.
Они спустились к обеду, который прошел гораздо легче завтрака, потому что Хатчмейеру позвонили из Голливуда, и он явился, лишь когда они уже пили кофе, явился и с подозрением поглядел на Пипера.