— Слава богу, — сказал Пипер.
— Видишь, даже ты говоришь «слава богу»; а «Френсик и Футл» повторяют это днем и ночью. Хатч заплатил за роман два миллиона: сумма изрядная.
— Сумма громадная и постыдная, — сказал Пипер. — Ты знаешь, что Конрад получил за?..
— Не знаю и знать не хочу. Меня интересует другое: что будет, когда ты перепишешь роман своим дивным почерком, а Френсик получит рукопись.
— Френсик получит… — начал Пипер, но Бэби сделала ему знак молчать.
— Да, твою рукопись, — сказала она, — из-за гроба.
— Мою рукопись из-за гроба? Да у него ум за разум зайдет.
— Это еще что, потом мы запросим аванс и потребуем отчислений с продажи, — сказала Бэби.
— Он же тогда поймет, что я жив, — возразил Пипер. — Пойдет прямо в полицию и…
— Дурак он соваться в полицию, а потом объясняться с Хатчем и так далее. Да Хатч на него всех собак спустит. Нет, сэр, мистер Френсик и мисс Футл — оба они еще попляшут под нашу дудку.
— Ты с ума сошла, — сказал Пипер, — просто рехнулась. Если ты и правда думаешь, что я стану переписывать эту мерзость…
— Сам же хотел поправить свою репутацию, — сказала Бэби при выезде из городка. — А другого способа нет.
— Не понимаю, что это за способ.
— Погоди, поймешь, — сказала Бэби. — Главное — слушайся мамочку.
* * *
Вечером, в номере очередного мотеля Пипер раскрыл гроссбух, поставил чернила, разложил ручки и перья столь же аккуратно, как некогда в пансионе Гленинг, и, водрузив перед собой «Девство», принялся за дело. Страницу увенчали слова «Глава первая», затем появились строчки: «Дом стоял на холме, в окружении трех вязов, березы и кедра, горизонтальные ветви которого придавали ему вид…»
Позади него Бэби разлеглась на постели с довольной улыбкой.
— Только этот черновик не очень правь, — сказала она. — Мы его сделаем подлинней подлинного.
— А я полагал, что весь смысл этого занятия, — отложил перо Пипер, — в том, чтобы я заново обрел свою погибшую репутацию, выправив…
— Во втором черновике, — сказала Бэби. — А это на затравку «Френсику и Футл». Так что давай ближе к тексту.
Пипер взял перо и стал держаться ближе к тексту. Он делал на странице несколько поправок, потом зачеркивал их и писал наверху, как было в подлиннике. Время от времени Бэби поднималась с постели, заглядывала ему через плечо и отходила довольная.
— Ну, Френсик у нас получит, — сказала она, но Пипер вряд ли ее и слышал. Он вошел в прежнюю колею и снова ощутил себя личностью. Он писал и писал, как всегда теряясь в мире чужого воображения и предвкушая правку во втором черновике — в том, который спасет его репутацию. В полночь, когда Бэби легла спать, он все еще переписывал. Еще через час усталый, но в общем довольный собой Пипер поднялся, почистил зубы и тоже забрался в постель. Утро не за горами.
Но утром они пустились в путь, и лишь под вечер Бэби свернула к заведению Говарда Джонсона в Бинвилле, штат Южная Каролина; там-то Пипер и продолжил работу.
Покуда Пипер возрождался к жизни в качестве странствующего романиста, Соня Футл оплакивала его кончину с достохвальным упорством, которое выводило из себя Хатчмейера.
— Как так она не придет на похороны?! — орал он на Макморди, сообщившего, что мисс Футл очень сожалеет, но принимать участие в комедии ради поднятия тиража «Девства» не намерена.
— Она говорит, без тел в гробах… — начал было Макморди, но багровый Хатчмейер обрушился на него:
— Рожу я ей, что ли, эти тела? Полиция разводит руками. Следователи страхагентства тоже. Водолазы, ни дна им ни покрышки, ныряют без толку. А я, значит, доставай их из-под земли? Снесло, снесло их в Атлантику или акулы сожрали.
— Вы же, по-моему, говорили, что гробы можно загрузить бетоном, — сказал Макморди, — а тела эти никому…
— Мало ли что я говорил, Макморди. А сейчас я говорю, что надо наоборот, представить публике Бэби и Пипера.
— Трудновато, а? Мертвые, тел нет, и вообще. Может…
— Не может, а наверняка надо подкинуть «Девство» кверху в списке бестселлеров.
— По компьютеру и так вроде раскупается неплохо.
— Неплохо? Неплохо — это как минимум плохо. Надо, чтоб было лучше хорошего. Надо нам сварганить этому гнусу Пиперу репутацию не хуже, чем… Как звали того болвана, от которого лепешки не осталось в автомобильной катастрофе?
— Да мало ли их…