Прошло немало времени, и мне почудилось, что праздник жизни настиг меня даже здесь. И впрямь, ко мне на цыпочках приблизился Топек, который шепотом поведал о сказочной удаче: Стивен уступает им с новой телкой свою комнату, а сам ляжет здесь. Как мне и было обещано, такое соседство меня ничуть не потревожило: я проснулась рано утром, бодрая и полная сил, а он еще посапывал и фыркал, не приходя в сознание. Пока все спали, я умылась и оделась.
Гостиная была усыпана бесчувственными телами. Я вышла в прихожую и пристроилась у тумбочки, чтобы черкнуть записку Топеку и письмо Иоланде, а потом отправилась на улицу в поисках почтового ящика.
Софи, с которой я созвонилась накануне, сразу после разговора с мистером Уомерследжем, прикатила через полчаса на своем маленьком «моррисе», а я уже сидела у подъезда и жевала роллы, купленные в ближайшем магазинчике.
В джинсах и полосатой тенниске, с конским хвостом на затылке, Софи выглядела по-летнему жизнерадостной. В машине она меня расцеловала:
– Видок у тебя никудышный.
– Спасибо на добром слове. Настроение тоже никудышное. Хочешь? – Я протянула ей бумажный пакет.
– Только что позавтракала. Ну-с, – она хлопнула в ладоши, – куда прикажете?
– В городок Мочтай, это в Ланаркшире.
– Слушаюсь, – сказала она и включила зажигание.
Так начался этот день, а вместе с ним и последний, решающий этап моего похода.
***
Мне пришло в голову, что в свете моего осмотрительного решения о сокрытии дедовых проступков возвращение Жобелии в лоно семьи и Общины может обернуться нежелательными, даже роковыми последствиями. Где гарантия, что она будет держать язык за зубами, если завеса тайны все равно приоткрыта? Рано или поздно через домыслы и слухи жестокая правда выплывет наружу.
Но я не могла допустить, чтобы Жобелия закончила свои дни в богадельне. Там, конечно, довольно чисто, комната просторная, есть какая-то возможность общения с другими обитателями, жалоб почти нет, но обстановка совершенно бездушная и холодная по сравнению с домашним уютом нашей Общины. Я не могла бросить старуху на произвол судьбы. Если даже ее возвращение заставит меня отказаться от некоторых планов – так тому и быть, коль скоро от этого зависит благополучие моей двоюродной бабки. Кроме того, я все равно дала себе клятву обнародовать истину, просто до поры до времени чутье подсказывало мне держать рот на замке.
Ладно, там видно будет.
В этот ранний час улицы были почти пусты. Я изложила Софи урезанную версию своей короткой, но продуктивной поездки с дядюшкой Мо, встречи с Мораг, посещения дома престарелых и совместного времяпрепровождения с братом Топеком. Об откровениях Жобелии пока умолчала; не упомянула ни расчетную книжку, ни десятифунтовую купюру.
– А что тебе понадобилось в библиотеке? – спросила Софи.
Я опустила голову:
– Да так, старые источники. Глаза бы на них не глядели. – Я покосилась в ее сторону. – Пока не готова об этом говорить.
Софи, улыбнувшись, бросила на меня быстрый взгляд:
– Понятно.
И – добрая душа – на этом успокоилась.
***
– Я прихожусь ей внучатой племянницей; мы ее забираем!
– Ну, знаешь ли, цыпочка, я за нее в ответе: мое дело – следить, чтоб проживающие не разбегались.
– О побеге речи нет, она добровольно возвращается в лоно семьи.
– Тебе хорошо говорить. А я почем знаю, что ты ей… это…
– Внучатая племянница, – подсказала я. – Можете спросить у нее. Она подтвердит.
– Она что хошь подтвердит. В голове-то мухи.
Я бы попросила! Моя престарелая родственница иногда бывает немного рассеянной, но подозреваю, что отдельные симптомы, которые можно расценить как первые признаки склероза, обусловлены ее вынужденным пребыванием в таких условиях, которые не стимулируют деятельность центральной нервной системы, а большего ваше учреждение при всем желании предложить не может. Эмоциональная и духовная поддержка большого числа близких людей не замедлит благотворно сказаться на ее состоянии.
– Вот именно! – поддакнула стоявшая рядом Софи. – Ай, хорошо сказано!
– Благодарю, – кивнула я и опять обратилась к дородной матроне с неубедительно высветленными волосами, которая, собственно, и впустила нас в вестибюль пансионата.
Она представилась как миссис Джонсон. Форменный голубой халат, в каком была на дежурстве молодая санитарка двумя днями ранее, лопался у нее на бедрах.