Особенно,... 
2 
— Утром спрашиваю: «Признавайся, Кирилл, кого пригласил на сегодня?» — «Никого», — говорит. А по глазам вижу, что обманывает. Сбегу в луга на весь день. Пускай сам принимает… Что с тобой, Галя? Ты нездорова?
— Нет. Ничего. — Галина Адамовна бодро вскочила и засмеялась. Но смех ее звучал неестественно. Ярош оторвался от голубей, посмотрел вниз на жену.
— Галка! Что случилось?
— Ничего. Вон кто подбирается к вашим голубям. — Она показала в небо над лугом.
Там, в вышине, медленно кружил коршун.
— Витя! Наказать агрессора. Сбить, как Пауэрса.,
Отец и сын с равной прытью спрыгнули вниз. Виктор забежал в комнату и выскочил оттуда е ружьем. Мальчику только недавно разрешили пользоваться им, и он рад был каждому случаю блеснуть своими охотничьими талантами… Согнувшись, едва не касаясь носом земли, он забавными прыжками мчался к ручью.
Галина Адамовна крикнула;
— Витя, осторожно! Там где-то Ира…
Ярош следил глазами за сыном и беззвучно смеялся.
Голуби упали вниз. То ли почуяли опасность, то ли увидели, что хозяева наконец ушли и ничто не мешает им вернуться в голубятню. Но не залетели сразу на чердак, а всей стаей, шумно хлопая крыльями, расселись на перилах балкона по другую сторону дома.
Из окна мансарды высунулась лобастая голова с залысинами, которые глубоко врезались в поросль длинных, слегка курчавых и сильно всклокоченных светлых волос.
— Что тут за базар? — хмуро проворчал Шикович, блеснув золотым зубом. — Не даете человеку поработать спокойно..
— Ты, Кирилл, совсем как Наташка, — засмеялась Валентина Андреевна. — Все утро ходили на цыпочках. Не можем же мы так весь день.
— Сегодня воскресенье, Кирилл Васильевич. Надо отдыхать, — сказала Галина Адамовна.
Ярош хитро прищурился.
— Что-то глаза у тебя заспанные. Неужто от работы?
Голова Шиковича скрылась. Ярош и женщины рассмеялись. Через минуту Шикович появился на балконе в зелено-коричневой полосатой пижаме. Пугнул голубей:
— Кыш, черти! Уже нагадили, — и повернулся к Ярошу. — Я тебе дам — «глаза заспанные». Эскулап несчастный! Тебе что — вырезал слепую кишку, и никаких забот, гоняй
голубей…
— Бедное человечество! Сколько оно потеряет, если не прочтет твоей статьи. Мир перевернется?
— Ну, завелись! Теперь надолго, — рассмеялась Валентина Андреевна. — Идем купаться, Галя,
— Наташка, купаться хочешь? Девочка выглянула из окна, крикнула:
— Что хочу — то хочу! Тут желания наши, мамочка, всегда совпадают. — Она выскочила в открытое окно с полотенцем и книгой в руках,
В кустах хлопнул выстрел.
Коршун спокойно проплыл над усадьбой. Все проводили его глазами. Ярош посетовал:
— Промазал Виктор.
— Насыпьте ему соли на хвост, — хмыкнул Шикович наверху,
— Я тебя, скептика пузатого, сейчас сброшу с твоей голубятни!
Уходя, женщины слышали, как под тяжелыми шагами Яроша застонали ступеньки лестницы, ведущей на чердак, где Шикович оборудовал себе «кабинет». Потом, оглянувшись, увидели коротышку Шиковича, болтающего в воздухе ногами в объятиях Яроша.
— Пусти, черт! Кости переломаешь. Вот лацы! Клещи! Тебе не хирургом быть, а кузнецом. В жизни не видел такого врача… Отвяжись!
Тяжело дыша, Шикович вывернулся из рук Яроша.
— Валя просила каждый день делать тебе массаж. Вот видишь, сна как не бывало,
— Валя придумает! А сама ленится даже зарядку делать. Я хоть каждое утро полчаса… ногами дрыгаю…
— Вот именно — дрыгаешь. Мало толку от твоей зарядки.
Ярош подошел и стал рядом, он был выше на целую голову. В городе, когда они вместе гуляли, на них оглядывались с улыбкой, а приятели подшучивали над ними. Но это не мешало их дружбе.
С минуту они молча глядели на луг, где меж кустов мелькали пестрые халаты их жен и Наташи. Женщины шли к дубам, за которыми искрилось продолговатое зеркало воды. Это старица. Самой реки не видать, в незапамятные времена она отступила от леса на добрый километр. Виден только красный столб сигнального фонаря на берегу. Луг тут холмистый, перерезанный старицами, ручьями, канавами, берега которых заросли лозняком. На Езгорках стоят дубы. В заречной дали синеет лес. Слева из зарослей кустарника выглядывают стрехи хат. И все-таки нигде, даже в широком поле, нет такого ощущения простора и необъятности, как здесь, особенно если смотреть отсюда, сверху. Странно, но даже небо тут кажется выше, чем в любом другом месте. И видишь все сразу — зеленую землю и голубое небо. И воду. Пусть немного ее, но в ней отражена небесная глубь и дубы. А обернись—и дивный бор, сосна в сосну, обступил небольшую обжитую поляну. Ближе к ручью, который отделяет лес от луга, сосны уступили место дубам-богатырям, каких не много осталось в наших лесах. К самому бору притулились старые постройки лесничества — контора, домики лесничего, лесника, конюшня.
2 
