Но Мэдди забыла об Адаме Скаттергуде. Хозяйский сын редко беспокоил ее, когда она работала, — в погребе было темно, и мысль о том, чем она может там заниматься, его отпугивала, — но иногда он ошивался рядом с пивной в надежде отпустить замечание или колкость. Когда на кухне поднялась суматоха, Адам навострил уши, мудро держась подальше, чтобы не заставили работать, но как только он увидел, что Мэдди выбегает из дверей кухни, глаза его загорелись и он преисполнился решимости все разузнать.

Адам был на два года старше Мэдди и немного выше ее ростом, с мягкими каштановыми волосами и недовольным ртом. Скучающий, надутый, обожаемый матерью, в свои лета он уже был подмастерьем пастора и любимчиком епископа. Другие дети завидовали ему и боялись его, и он постоянно озорничал. Мэдди считала, что он хуже, чем гоблины, потому что гоблины, по крайней мере, забавны, а не только надоедливы, в то время как шутки Адама попросту мерзки и глупы.

Он привязывал шутихи к собачьим хвостам, качался на молодых деревцах, чтобы сломать их, дразнил попрошаек, крал выстиранное белье с веревок и втаптывал его в грязь, хотя всегда был достаточно осторожен и сваливал вину на других. Короче говоря, Адам был подлецом и гаденышем. При виде Мэдди, идущей к холму, он удивился, что ей там понадобилось, и решил насолить и ей тоже.

Адам крался за девочкой, прячась в кустах, что окаймляли тропинку, пока не достиг подножия холма, где тихонько заполз на дальнюю сторону и мигом скрылся.

Мэдди не видела и не слышала его. Она бежала по холму, спотыкаясь от нетерпения, и наконец увидела знакомую высокую фигуру, которая сидела среди упавших камней под боком у Красной Лошади.

— Одноглазый! — крикнула девочка.

Он выглядел в точности как в прошлый раз. Спиной прислонился к камню, во рту — трубка, рядом на траве — мешок. Как всегда, Одноглазый поприветствовал Мэдди небрежным кивком, словно отсутствовал денек, а не год.

— Ну, что нового в Мэлбри? — спросил он.

Мэдди посмотрела на него с негодованием.

— И это все, что ты хочешь сказать? Ты опоздал на две недели, я до смерти волновалась, и все, что ты можешь сказать, — это «Что нового в Мэлбри?», словно здесь хоть раз произошло что-нибудь важное…

Одноглазый пожал плечами.

— Я задержался.

— Задержался! Почему?

— Неважно.

Мэдди неохотно усмехнулась.

— Ты и твои новости. Думаю, тебе и в голову не приходит, что я могу волноваться. В смысле, ты возвращаешься не откуда-нибудь, а из Края Света, и никогда не приносишь мне новостей оттуда. Что-нибудь вообще происходит в Крае Света?

Одноглазый кивнул.

— Много чего.

— И все же ты снова вернулся.

— Да.

Мэдди вздохнула и села рядом с ним на мягкую траву.

— Что ж, главная новость в том, что… я уволена.

Улыбаясь при мысли о физиономии миссис Скаттергуд, она поведала другу о своей утренней работе, о спящем гоблине, попавшемся в погребе, и о том, как в неуклюжей спешке она призвала половину Подземного мира, пытаясь поймать его.

Одноглазый выслушал рассказ молча.

— О Законы, ты бы слышал, как она шумела! Ее вопли преследовали меня всю дорогу от леса Медвежат. Честно говоря, мне кажется, она чуть не лопнула…

Смеясь, Мэдди повернулась к Одноглазому и увидела, что тот смотрит на нее без всякого веселья, напротив, весьма угрюмо.

— Что именно ты сделала? — спросил он. — Это важно, Мэдди. Расскажи мне все, что припомнишь.

Мэдди перестала смеяться и постаралась в точности передать, что произошло в погребе. Она повторила разговор с гоблином (при упоминании о капитане гоблинов ей показалось, что Одноглазый напрягся, но она не была в этом уверена), описала каждую руну, которую использовала, а затем постаралась объяснить, что произошло дальше.

  16