11 
– Мне придется их усыпить, – сказала я. – Они слишком стары, чтобы привыкнуть к новому дому.
Мои слова разбивались о его молчание, словно вода о камни.
– Что-то нужно сделать, – продолжала я. – Не могу же я оставить все как есть. На моем месте вы бы чувствовали то же самое.
Он покачал головой. Неправда. Да, неправда. Как-то зимней ночью; раньше или позже, когда искусственный огонь в его жилах не сможет больше его отогреть, он погибнет. Умрет в подворотне или на задворках, обхватив себя руками, и, когда его найдут, собака—эта или другая – будет выть над ним и лизать ему лицо. Потом его увезут, а собаку бросят, вот и всё. Ни последней воли, ни наследства, ни мавзолея.
– Я отправлю вашу бандероль, – сказал он.
2
Вернулась Флоренс. На этот раз, кроме двух маленьких дочек, с ней приехал сын, Беки.
– Это надолго, Флоренс? – спросила я. – Вы уверены, что вам всем хватит места?
– Если его оставить, он во что-нибудь ввяжется. Сестра больше не может за ним смотреть. А там, в Гугулету плохие дела, очень плохие.
Так что теперь у меня их пятеро на заднем дворе. Пятеро, и еще собака и две кошки.
Когда месяц назад Флоренс собралась уезжать, я уверяла ее, что прекрасно справлюсь сама. Но конечно же очень скоро я все запустила, и теперь наверху стоял вязкий кисловатый запах кольдкрема, талька, грязного постельного белья. Я смущенно ходила за ней, пока она, подбоченясь, раздувая ноздри и поблескивая очками, делала обход, находя повсюду свидетельства моей беспомощности. После этого она принялась за работу. К концу дня ванная и кухня сияли, чистая спальня благоухала свежестью, вся мебель была отполирована.
– Вы просто чудо, Флоренс, – говорила я, следуя обычному ритуалу. – Не представляю, что бы я без вас делала. – На самом деле прекрасно представляю. Я потонула бы в грязи, которую разводит вокруг себя равнодушная старость.
Приведя в порядок дом, Флоренс взялась за свое хозяйство. Она поставила на плиту ужин и повела двух своих девочек в ванную. Я наблюдала, как она их моет, как безжалостно трет за ушами и между ног, спорая, решительная, глухая к их хныканью, и думала: какая изумительная женщина и какое счастье, что она не моя мать!
Ее пятнадцатилетний сын слонялся по двору. Когда-то мне представили его как Дигби, теперь его зовут Беки. Высокий не по возрасту мальчик, унаследовавший суровую материнскую красоту. «Надо же, как ты вырос», – сказала я. Он ничего не ответил. Больше он уже не маленький мальчик с открытым лицом, который, навещая мать, первым делом бросался к кроличьей клетке, вытаскивал оттуда толстую белую крольчиху и прижимал к себе. И конечно, недоволен тем, что его разлучили с друзьями и спрятали где-то в чужом дворе вместе с маленькими сестренками.
– Давно закрылись школы? – спросила я Флоренс.
– С прошлой недели. И в Гугулету, и в Лэнга, и в Ньенга. Детям нечем заняться. Болтаются по улицам и ввязываются во всякие неприятности. Здесь он хоть у меня на глазах.
– Без друзей ему тут скоро наскучит.
Она пожала плечами, по-прежнему с серьезным лицом. Кажется, я никогда не видела, чтобы она улыбалась. Но быть может, она улыбается детям, когда остается с ними наедине.
– Кто он такой? – спросила Флоренс.
– Его зовут мистер Веркюэль, – сказала я. – По крайней мере, так он утверждает. Я никогда не слыхала такого имени. Я позволила ему тут пожить. У него собака. Предупредите детей, чтоб были с ней поосторожнее. Пес совсем молодой, может цапнуть.
Флоренс покачала головой.
– Если от него будет какое-нибудь беспокойство, я попрошу его уйти, – сказала я. – Не могу же я прогнать его за то, чего он не сделал.
Прохладный ветреный день. Я, в халате, сидела на балконе. Внизу на лужайке, Веркюэль разбирал старую сенокосилку, а дети за ним наблюдали. Старшая девочка – Флоренс говорит, что ее зовут Хоуп (настоящие их имена она мне не доверит), – присела неподалеку на корточки, зажав руки между коленями. Она старалась держаться вне его поля зрения. На ней были новые красные сандалии. Малышка, Бьюти, тоже в красных сандалиях, ковыляла по лужайке, выбрасывая вперед ножки, и иногда вдруг садилась в траву. Я наблюдала, как она приблизилась к Веркюэлю, широко раскинув руки и сжав кулачки. В нескольких шагах от сенокосилки он поймал ее и отвел, взяв за пухлую ручку, на безопасное расстояние. Спотыкаясь, она снова направилась к нему. Он снова поймал ее и отвел подальше. Это уже напоминало игру. Станет ли непреклонный Веркюэль играть?
11 
