Они долго смотрели друг на друга. Потом Саул повернулся к застывшим в изумлении людям, которые присутствовали при этой сцене.
– Приведите Агага, – сказал он.
Иевосфей и офицер вышли.
– Разве Господь просил человеческих жертв? – спросил Ионафан.
– Богохульник, сын богохульника! – прогремел Самуил.
Спустилась ночь. Мелхисуа пошел за лампой. Иевосфей и офицер вернулись в сопровождении Агага. Это был маленький человек, прямой, как Альфа, правда, прихрамывающая. Его мрачное, хитрое лицо долго поворачивалось от одного присутствующего к другому, и его взгляд остановился на Самуиле, которого он никогда не видел.
– Горечь смерти, без сомнения, миновала, – сказал он.
– Твой меч сделал наших жен бесплодными, – ответил Самуил, – и твоя мать отныне будет лишена потомства!
Он вынул меч из-за пояса Саула и бросился на заключенного и насквозь проколол его с неожиданной для мужчины его возраста решительностью и жестокостью. Агаг упал, не произнеся ни слова; услышали только долгий хрип. Кровь струилась, образуя темное пятно, которое грозило добраться до скатерти. Саул, его сыновья и офицеры смотрели на труп глазами, полными ужаса.
– Поразить беззащитного – это настоящее убийство, – сказал Саул. – Я не хочу тебя больше видеть, Самуил. Слышишь меня, пророк?
Самуил бросил меч у трупа, будто не слышал слов Саула.
– Слово господина исполнено, – сказал он, в его глазах сверкало безумие. Он подобрал лохмотья своего плаща и вышел в ночь.
Царевичи и офицеры долгое время стояли неподвижно, созерцая труп Агага, каждый предаваясь своим мыслям. Саул размышлял о силе Самуила, когда тот завладел его мечом, чтобы убить пленного войны, в которой он даже не участвовал. Затем они набросили покрывало на убитого, подняли его и вынесли из шатра, чтобы похоронить. Саул поднял свой меч, нашел тряпку, смочил ее маслом и долго, в задумчивости, начищал клинок, время от времени нацеливая его на воображаемого врага при свете ламп. Когда он закончил, он бросил замаранную тряпку в огонь, выйдя из шатра, окруженного солдатами. Те смотрели на него с немым вопросом. Они не могли слышать крик Самуила, поскольку складки шатра были плотными, звуконепроницаемыми, однако они, наверное, были удивлены столь внезапным уходом пророка. В ночи раздавались звуки флейты.
– Намерения Всемогущего выполнены, – сказал им Саул.
– Разделите между всеми вами вино, имеющееся в наличии.
В скором времени по лагерю распространилось оживление и веселье, солдаты праздновали победу и пили за здоровье царя.
Ионафан засыпал пропитанный кровью грунт свежей землей, когда его отец вернулся в шатер. Саул положил ему руку на плечо, и молодой человек обнял отца, сдерживая слезы.
– Оскорбление отца оскорбляет сына, – сказал Саул, – и если это не так, такой сын не может носить своего имени, ты своего достоин.
Три царевича и офицеры, когда они вернулись после погребения Агага, нашли их именно так – один против другого. Они присоединились, вошли в их молчаливый круг.
– Кто может сказать, какой дух говорит с пророками? – сказал наконец Саул, выходя из круга. – Может, это и бог, а может, и дьявол. Победа наша, и никакие безумные речи пророка не отнимут ее у нас.
Они слушали его, не говоря ни слова, это было в первый раз, когда он подвергал сомнению авторитет пророка.
– Осталось выпить вина, – добавил он, показывая на прерванную трапезу. – Завтра мы войдем в Гиву. Победа останется, слова улетучатся.
Но, засыпая, он прошептал: «Судья… Кто дал ему право судить?»
И его сыновья долгое время не могли заснуть.
Неподалеку от шатра сидел Ахиа, он слышал всю ссору Саула с Самуилом. Он видел также Самуила, стряхивающего придорожную пыль с сандалий перед тем, как он влез на мула. Он окаменел, как женщина Лота. Слова волшебницы еще звенели в его ушах.
Глава 5
РАССКАЗ АБИМЕЛЕКА
Спустя несколько часов после возвращения Саула и его сыновей в Гиву не осталось ни одного горшка, который бы не поставили на огонь, ни одного вертела, который бы не вращался. Казалось, по улочкам шел снег от пуха и перьев домашней птицы и дичи: гусей, индюшек, уток, цыплят, куропаток, перепелов. Ягнята и овцы блеяли под ножами с тех пор, как гивцы заметили первых солдат и по их лицам поняли, что над ними трепещут крылья славной птицы – победы.
Когда Саул на коне, а его сыновья на спинах мулов стали подниматься по холму, на котором расположилась Гива, воздух наполнился криками детей, рабов, лаем собак. Крики терялись в деревьях миндаля, персиков, абрикосов, виноградниках по склонам, пугая ласточек и зайцев. Три тысячи человек, несомненно, изнуренные и забрызганные грязью, но сияющие от гордости, поднимались по дороге славы.