– Говорят, мальчик, что ты весьма умен, – промолвил Сулла.
Улыбка сменилась смехом.
– Значит, ты не разговаривал с Марком Антонием Нифоном.
– Кто это такой?
– Мой наставник, Луций Корнелий.
– Разве твоя мать не могла оставаться твоей наставницей еще два-три года?
– По-моему, я сводил ее с ума своими вопросами еще в детстве. Поэтому она отдала меня наставнику.
– В детстве? Но ты и сейчас ребенок.
– Это как сказать, – невозмутимо ответствовал юный Цезарь.
– Скороспелка, – пренебрежительно бросила Аврелия.
– Пожалуйста, мама, не произноси этого слова!
– А что? Разве ты в шестилетнем возрасте распознаешь нюансы?
– Ну, об этом словечке достаточно знать, что его применяют для обозначения девчонок, подражающих своим бабкам.
– Вот оно что! – заинтересовался Сулла. – Эту премудрость ты почерпнул не из книжек. Значит, ты наблюдателен, твой взор дает тебе пищу для ума и для умозаключений.
– Естественно, – удивленно кивнул юный Цезарь.
– Достаточно! Уходите, все трое! – распорядилась Аврелия.
Прежде чем дети исчезли за дверью, юный Цезарь успел пленительно улыбнуться Сулле через плечо; лишь поймав негодующий материнский взгляд, он шмыгнул прочь.
– Если он не перегорит, быть ему украшением нашего класса или занозой в ноге, – проговорил Сулла.
– Лучше пускай будет украшением, – молвила Аврелия.
– Какие могут быть сомнения? – Сулла усмехнулся.
– Итак, ты выдвигаешь свою кандидатуру в преторы, – сменила тему Аврелия, уверенная, что Сулла устал от детей.
– Да.
– Дядя Публии считает, что тебя ждет успех.
– Будем надеяться, что он – Тиресий,[107] а не Кассандра. Так и оказалось: после подсчетов голосов выяснилось, что Сулла не только прошел в преторы, но и, опередив остальных, вышел в praetor urbanus. Хотя обыкновенно обязанности городского претора ограничивались судебными разбирательствами, он имел власть (в отсутствие обоих консулов или при их неспособности управлять) действовать in loco consularis, то есть оборонять Рим и командовать его армиями в случае нападения, предлагать законопроекты и управлять казной.
Весть о том, что ему предстоит быть городским претором, сильно опечалила Суллу: ведь городской претор не мог отлучаться из Рима больше, чем на десять дней; Сулле придется торчать в Риме, среди соблазнов прежней жизни, в одном и том же доме, как женщине – о, как он ненавидел такую долю! Зато теперь у него появилась поддержка, на какую он никогда прежде не рассчитывал, – его родной сын. Сулла-младший будет его другом, будет помогать ему на форуме, каждый вечер они с ним будут обсуждать прожитый день и много смеяться. Мальчик очень похож на своего двоюродного брата, юного Цезаря! Во всяком случае, внешностью. К тому же у парня неплохие мозги, хотя и не такие блестящие, как у Цезаря. Сулла чувствовал, что ему не пришлось бы по душе, если бы его сын приближался по сообразительности к юному Цезарю.
Выборы сопровождались еще одной неожиданностью, затмившей даже первенство Суллы в преторском списке и развеселившей тех, кто не был напрямую замешан в событиях. Луций Марций Филипп баллотировался в консулы, убежденный, что среди мало вдохновляющих кандидатур его собственная будет сиять, как жемчужина. Однако первое место досталось младшему брату цензора Луция Валерия Флакка, Гаю Валерию Флакку. С этим еще можно было смириться: Валерии Флакки принадлежали к патрициям, семья их пользовалась влиянием. Однако младшим консулом стал не кто иной, как новый человек Марк Геренний! Гневные возгласы Филиппа разносились по всему форуму, пугая даже завсегдатаев. Никто не сомневался, где зарыта собака: все дело было в памятных замечаниях Публия Рутилия Руфа, когда он выступал в пользу смягчения lex Licinia Mucia. До этого никто давно не вспоминал, как Гай Марий купил Филиппа, избранного народным трибуном. Теперь же минуло слишком мало времени между этой речью и выборами консулов, чтобы неприглядная история забылась снова.
– Рутилий Руф еще у меня поплатится! – пообещал Филипп Цепиону.
– И у меня! – отвечал Цепион.
Глава 5
Ближе к концу года Ливия Друза разродилась еще одним сынишкой – Марком Порцием Катоном Салонианом Младшим – худеньким и крикливым, с отцовскими рыжими волосами, длинной шеей и таким носом, что он был на личике новорожденного совершенно неуместным, как клюв. Он шел ягодицами вперед и отказывался помогать матери разрешиться от бремени, из-за чего роды затянулись и были очень тяжкими – для матери.