113 
Муж и лучшая подруга предали ее, и, наверное, оттого ей и не хотелось оставаться одной. Однако она держалась неплохо, и у Мэтта немного полегчало на душе. Если бы только не ее ночные вылазки, в особенности сейчас, когда мысли ее заняты совсем другим! В таком состоянии, как она сейчас, долго ли до беды? Не дай Бог, случится непоправимое!
Но все обошлось. Ночное дежурство выдалось на удивление спокойным, сообщила она Мэтту, когда он позвонил в среду утром узнать, как у нее дела. Следующее дежурство – в ночь со среды на четверг – было похоже на предыдущее как две капли воды. Их группа завернула в пару мест, где под открытым небом ночевали бездомные, в основном молодежь. Кое-кто из них выглядел еще вполне прилично, словно недавно ушел из дома, и сердце Офелии сжималось от боли при одном только взгляде на несчастных. Чистенькие мальчики и девочки из благополучных семей, и только затравленный взгляд выдавал в них бездомных, а от их рассказов у Офелии стыла кровь – столько в них содержалось отчаяния и безнадежности.
В субботу наступил день ее рождения, и совершенно неожиданно для самой Офелии он превратился в настоящий праздник. Они собирались сначала отпраздновать его дома, а уже потом отправиться в ресторан. Пип едва могла усидеть на месте. Когда подъехал Мэтт, она кубарем скатилась с лестницы и кинулась к машине помочь ему достать портрет. Сначала Офелии велели закрыть глаза, потом вдруг губы дочери прижались к ее щеке, и Пип торжественно протянула ей портрет и огромный букет цветов. Офелия сдавленно ахнула. И залилась слезами.
– О Господи… это просто чудо! Пип… Мэтт… у меня нет слов! – Крепко держа портрет в вытянутых руках, Офелия не могла оторвать от него глаз. Портрет явно удался, тем более что Мэтт передал не только одухотворенную прелесть детского личика Пип, ее сходство с лукавым лесным эльфом, но, что самое главное, и ее характер. Стоило Офелии бросить взгляд на портрет, как на глаза тут же наворачивались слезы. Она боялась даже на минуту выпустить его из рук. Мэтту с Пип пришлось уговаривать ее, когда настало время ехать в ресторан. Если бы можно было сразу же повесить портрет на стену, Офелия непременно осталась бы дома. Весь вечер она только и делала, что со слезами благодарила его за чудесный сюрприз, и Мэтт ощущал себя совершенно счастливым. Это было все, о чем он мечтал.
День рождения получился просто замечательный. Мэтт заранее побеспокоился о том, чтобы заказать для Офелии праздничный торт со свечками. Усталая, но совершенно счастливая, Пип на обратном пути клевала носом. Для нее сегодняшний день рождения матери тоже был не совсем обычным. Сколько месяцев она предвкушала тот миг, когда сможет подарить ей свой портрет, и вот теперь, после всех волнений и переживаний, чувствовала себя словно воздушный шарик, из которого вышел воздух. У нее еще хватило сил порадоваться, когда Офелия, вернувшись домой, первым делом кинулась к портрету. Потом, поцеловав мать и Мэтта, Пип отправилась спать, совершенно удовлетворенная тем, что Офелии понравился их подарок.
– Просто даже не знаю, как благодарить вас, Мэтт! Это самый прекрасный подарок из всех, который я когда-либо получала! – И Офелия ничуть не кривила душой. Такой подарок мог сделать тот, кто любит. А портрет был подарком не только от Пип, но и от Мэтта тоже.
– Нет, вы все-таки удивительная женщина, – тихо проговорил он, усевшись возле нее на диване. Удивительная женщина с благородным сердцем, добавил он про себя, вспомнив, как поступила с ним Салли. А что пришлось пережить самой Офелии?! Им обоим здорово не повезло в жизни, учитывая, с какой подлостью они столкнулись.
– Вы всегда так добры и ко мне, и к Пип, – с искренней благодарностью прошептала Офелия.
Покачав головой, Мэтт взял ее руку в свои.
«Доверьтесь мне», – хотелось ему сказать. Конечно, он чувствовал, что Офелия доверяет ему, но вот насколько? А то, о чем он собирался с ней поговорить, предполагало полную откровенность и доверие между ними.
– Вы этого заслуживаете, Офелия. И Пип тоже.
У него вдруг появилось странное чувство – словно они были единственными близкими ему людьми.
И у них с Пип тоже не оставалось никого, кроме него, Мэтта. Весь остальной мир вдруг будто перестал существовать.
Не сводя с Офелии глаз, Мэтт медленно наклонился к ней и очень осторожно коснулся губами ее губ. Мэтт уже успел забыть, когда он в последний раз целовал женщину. А с тех пор, как погиб Тед, Офелию вообще никто не целовал, кроме Пип. Для них обоих поцелуй стал полной неожиданностью. Они с Мэттом были очень похожи: стойкие на вид, но с хрупкой, чувствительной душой, оба успели привыкнуть к мысли об одиночестве. Офелия оцепенела. Она совершенно не ожидала, что Мэтт вдруг решится поцеловать ее. Больше всего он боялся, что она испугается или решит его оттолкнуть. К огромному его облегчению, ничего подобного Офелия не сделала. Она как будто застыла, но, когда Мэтт отодвинулся, оба задыхались. Мэтт невольно сжался, ожидая, что она рассердится, но, когда он робко поднял на нее глаза, в лице Офелии он не увидел ни гнева, ни обиды – одно лишь безмерное удивление. Осторожно обняв ее за плечи, Мэтт привлек Офелию к себе.
113 
