83 
Парень встал. На его молодом и за минуту до этого, казалось, добродушном лице появилось жестокое, мрачное выражение.
— Ты меня, Чурка, лагерем не попрекай. Я вором был, ясно? И то, что мне за это причиталось, получил сполна. А вот за тобой, Чурка, должок еще есть. Ясно?
— Ну как, Чурин, что скажешь? — неожиданно спросил Трифонов, поднял голову и в упор посмотрел на Чурина.
Тот почему-то явно растерялся. И вдруг истерически крикнул:
— Ты мне, секретарь, новое дело не шей!
. — Наплевать мне сейчас на тебя, Чурин, — сказал Трифонов, вставая. — Я тебя насквозь вижу. Товарищи, — громко обратился он к присутствующим, — двух человек из вас — не буду сейчас называть фамилий — я просил прийти в партбюро, чтобы поговорить по душам. Они не пришли. Почему?
— Да потому… — начал было белесый.
— Цыц! — крикнул Чурин. — Я уполномочен. Понятно, товарищ секретарь? Со мной разговор ведите.
— Значит, ты уполномочен, — медленно повторил Трифонов. — А не скажешь ли, как тебя уполномочивали? Голосованием? Тайным? С бюллетенями и урнами?
Я понимал, что наступает самый острый момент нашей встречи, и ждал, что ответит Чурин, но в этот момент произошло нечто совсем неожиданное. Тот самый молодой безбровый парень встал с койки, медленно подошел к Чурину и вдруг стремительным движением обеих рук схватил его за отвороты брезентовой куртки.
— Ты кому сказал «цыц», шкура?
Чурин резко присел, стараясь этим привычно-рассчитанным приемом вырваться из рук парня, но тот, видимо, хорошо знал этот способ. Не выпуская отворотов куртки, он снова поставил Чурина во весь рост.
— Я тебя спрашиваю, ты кому сказал «цыц»? — медленно, чуть задыхаясь, повторил парень.
— Не поднимай шухера, шкет, — глухо проговорил Чурин, уже не делая попыток вырваться.
— Я тебе не шкет! — медленно и раздельно произнес парень. — У меня есть имя! Курасов, Петр меня звать. Ясно? Ты что думаешь, — с ненавистью продолжал он, притягивая к себе Чурина все ближе и ближе, — ты что думаешь, мы в лагере живем, а? Сапоги тебе чистить будем, пайку свою отдавать? Тут шпаны твоей нету! Кончилась твоя малина!
Рокот голосов прокатился по комнате. Обстановка накалилась.
— Отпусти его, Курасов, ну! Отпусти! — приказал Трифонов и положил на плечо парню свою тяжелую руку.
Курасов медленно выпустил борта куртки Чурина, и тот поспешно отступил.
— Не можешь ты Чурина упрекать, — сурово продолжал Трифонов, — холуй ты его, вот кто! Сам по его приказу на работу не вышел.
— Не так дело было, не так! — воскликнул Курасов. — Когда он сказал, что попугать надо, пригрозить, что все скопом уедем, мы ему что ответили? Не дело это, не согласны, не водится в нашей стране такое! Тогда он что придумал, а? На другой день вечером говорит: «Я в редакции был, «За Полярным кругом», у самого главного, у редактора!» Так, мол, сказал: «Идите, свои права качайте!» Ну, мы согласились: думаем, пусть Чурин нажмет на начальство, ладно! Были, которые и не соглашались, так он ножом грозил. Ну, думают люди, с одной стороны, дело как будто законное, если в редакции одобряют, опять же с другой — финка…
— Врешь, лягавый! — крикнул Чурин.
— Нет, нет, не врет! — послышались с разных сторон голоса.
— Ты действительно был в редакции? — Трифонов подошел к Чурину.
— Ну, был, — хмуро ответил тот.
— У Полесского? — быстро спросил я. — Допустим.
— И он вам все это посоветовал? Чурин молчал.
— Что ж молчишь, Чурин? — спросил Трифонов. — Мы ведь и не знали, что ты человек сознательный, с начальством советовался.
Я удивленно посмотрел на Трифонова.
Чурин по-прежнему молчал. Только что во взгляде его читались недоумение, нерешительность, он понимал, что зарвался, — но теперь, должно быть, ему показалось, что он нашел выход. Судя по тону, которым Трифонов задал свой вопрос, Чурин мог предполагать, что старик очень считается с Полесским.
— Ну… — нерешительно начал Чурин, — был я у редактора. Это для вас я шкура блатная, а он нами не побрезговал…
— Так-так, — внимательно и даже участливо сказал Трифонов.
— И не раз я у него бывал, вот! — продолжал Чурин, снова начиная наглеть. Конечно, ему казалось, что он нащупал «слабое место» Трифонова — «боязнь начальства».
— Так-так, — снова повторил Трифонов и добавил: — Конечно, это меняет дело…
И Чурин по-своему понял его слова.
83 
