Кочевники пустыни дали региону новый арабский язык и новую исламскую религию. Сразу после этого они растворились в завоеванных райских землях, как сахар в стакане черного египетского чая. Те же люди продолжали вести тот же образ жизни. В Средиземноморье никогда ничего не меняется.
Море. Прохладные колоннады. Носатые люди, сидя в бане, ведут бесконечные философские разговоры. Мир возник… Мир исчез… Всем наплевать… Кроме тех, кто умирает… Кроме тех, чья жизнь в стонах и мучениях заканчивается навсегда…
7
В Александрии за взятку в $17 я купил себе марокканскую визу. Это было не очень законно, зато быстро. На этом мои деньги кончились. Пора было возвращаться в Петербург и немного подзаработать. Но на то, чтобы три дня пожить в городе Марракеше, где когда-то отжигал наркоман и убийца Уильям Берроуз, денег еще хватало.
Из Египта в королевство Марокко я прилетел на тарахтящем самолетике местной авиалинии. На день съездил в священный мусульманский город Мулдай-Идрик, а потом вернулся назад в Марракеш. Там я поселился в самом проститутском районе города, но даже не догадывался об этом. Мне казалось, что это просто самый грязный городской район планеты — и больше ничего.
То есть я, конечно, замечал мужчин, вечерами ныряющих в темные переулки, и странные разговорчики шепотом, и общую нервозную обстановку. Но — как-то не обращал внимания. До тех пор пока прямо на улице ко мне не подошел развязный подросток и не предложил «пристроить банану». На вопрос, что это означает, он потупился и сказал, что массаж… то-сё…
Я удивился. Славянские проститутки всегда предпочитали богатеньких иностранцев. Но в странах ислама проституция — продукт исключительно внутреннего потребления. Сунетесь в квартал красных фонарей и как минимум проведете ночь в полицейском участке. Белому не светит ничего — это аксиома, а тот, кто в ней усомнится, поимеет кучу геморроя.
Я посмотрел на распущенного подростка повнимательнее. Я не хотел иметь кучу геморроя.
— Пойдете или нет?
— А что конкретнее там будет, если пойду? Расскажи!
— Молодые девочки. Тело крепкое. Как дыня.
Ну да. Дыня выросла — ее пора есть. Девушки тоже выросли — с ними пора спать. Очень естественный подход к вопросам пола.
— Девки — чмок! По-разному умеют. И выпить там можно.
Мальчишка особенно упирал на алкоголь. Там, куда он меня звал, будут не только тёлки, но и пиво. Он выпучивал глаза и шипел: be-e-errr! Только об этом — никому ни слова!
— О пиве? Или о тёлках?
— Да какие тёлки? Конечно о пиве!
Почему нельзя продавать запрещенное Кораном пиво, азиатский мальчишка понимал. Почему нельзя продавать чужое тело — нет.
— Идете или нет?
Я задумался. Представить, как могла бы выглядеть проституция в этой дыре, не получалось. Не снимая платка-хиджаба, глубоко запихивать себе в рот вонючие арабские члены? Нет, не получалось…
— Хорошо. Пошли сходим. Я не стану ничего покупать. Но если ты покажешь мне продажных женщин, я дам тебе один американский доллар. Идет?
Мальчишка кивнул. Мы несколько раз свернули в переулки. Становилось все темнее и грязнее, хотя уже после первого поворота казалось, что грязнее некуда. Потом мы остановились перед широченным дверным проемом, занавешенным бесформенной тряпкой.
— Здесь?
Он кивнул. Темно было так, что я не мог разглядеть даже мальчишкиного лица. Я дал ему доллар, откинул тряпку, зашел внутрь и осмотрелся. То, что я увидел внутри, было по-настоящему омерзительно.
15
Нью-Йорк, нынешняя столица мира
1
Посреди нью-йоркского Сентрал-парка стоит древнеегипетский обелиск. Ньюйоркеры называют его «Игла Клеопатры». Обелиск был изготовлен три с половиной тысячи лет тому назад, при фараоне Тутмосе III. Сегодня на фоне нью-йоркских небоскребов он смотрится жалко.
Монумент весит сотни тонн. Кажется, будто он стоял здесь всегда. И останется тоже навсегда. На самом деле нет в мире более непоседливых штук, чем многотонные древнеегипетские монументы.
В Нью-Йорке я бывал многократно. Последний раз полтора года назад. Я прилетел под утро, кинул вещи в маленьком хостеле, принял душ, выпил кофе, прогулялся по Виллиджам, съел хот-дог, не заметил, как стемнело, вечером, перекрикивая музыку, пытался общаться с барменом, а наутро сидел под «Иглой Клеопатры», курил, прижимал ко лбу холодную «коку» и пытался понять, почему от всех взятых из дому денег теперь осталась только треть.