У меня дедушка со стороны отца из Килмарнока.
«Килмарнок» она произносит как «Кил-мир-нок».
— Вовремя старик эмигрировал, - поддразнивает Джинджер, добрея на глазах.
Леннокс стращается к Риордану.
— Наверно, в Нью-Йорке на службе несладко приходилось?
Риордан не спешит соглашаться.
— Сейчас, Рэй, Нью-Йорк уже не тот, что раньше. Но я не жалею, что всю жизнь служил в полиции. Ни о едином дне не жалею.
— Как, должно быть, в Нью-Йорке опасно, особенно по сравнению с Британией. На каждом шагу вооруженные банды. — Труди бросает быстрый взгляд на Леннокса, ежится.
На сей раз Риордан машет рукой, даже не дослушав.
— Вот уж не хотел бы я работать в британской полиции без револьвера.
Труди щелкает зубами. Леннокс знает эту привычку, индикатор нервозности.
— Но разве тогда опасность не увеличивается? По-моему, если правонарушителю известно, что полицейский вооружен, вероятность, что он сам задействует оружие, куда выше. Вы, наверно, не одного и не двух человек подстрелили. Я права?
Риордан добродушно улыбается Труди, опускает бокал.
— Деточка, я за все годы службы никогошеньки не подстрелил. Хотя работал в самых опасных кварталах — Бруклине, Бронксе, Квинсе. Можете сами список продолжить. Я вам больше скажу: я не знаю ни одного копа, который бы в человека стрелял. За двадцать пять лет я только дважды вынул револьвер из кобуры.
Труди чуть ли не мурлычет, игра в юное создание и убеленного сединами дядюшку явно затянулась. Перед Ленноксовым мысленным взором список приглашенных удлиняется на два пункта.
— Ох, опять разговоры о работе, — ворчит Долорес. — Девочки, пора оставить мальчиков одних. — Долорес поднимается, пластиковый стул скрежещет по плиточному полу. Джессика следует ее примеру. Труди с минуту колеблется, явно предпочла бы общество двоих пожилых мужчин и одного помоложе обществу двух пожилых женщин, но понимает, что по протоколу шотландских шовинистов на сегодня запланировано дружеское общение, и идет в гостиную.
Джинджер выгибает шею, убеждается, что раздвижные стеклянные двери плотно сомкнулись.
— Потому что теперь в полиции все не так. — Джинджер проглатывает окончания, речь его неразборчива. — Все к такой-то матери полетело. Причем всюду. Выскочек развелось, что собак нерезаных, так и норовят нас, старых коней, поучать.
Верно, Билл?
— Пожалуй, — криво улыбается Риордан. Как и у Леннокса, у него хватает ума не лезть в драку, усердно распаляемую хозяином дома.
— Рэй, а ты что скажешь? — Джинджер бросает вызов, с прищуром смотрит на бывшего сослуживца.
Леннокс судорожно, одним глотком, допивает пиво. Повышение в звании было восемь лет назад. С тех пор его карьерный рост заглох, и все из-за отдельных ублюдков. Пожатием плеч Леннокс в очередной раз уклоняется от ответа.
— Наверно, Жеребец, так уж мир устроен, — хмыкает Билл Риордан.
— Да, но это неправильно. — Джинджер прищуривается, смотрит на Леннокса взглядом прокурора. — И их еще полицейскими называют. Твое дело только Роббо мог осилить. Вот это был настоящий коп!
Леннокс делает глубокий вдох через нос, с удовольствием отмечает, что и на его синусит есть управа.
— Роббо на почве работы свихнулся, для него все кончилось раньше смерти, — чуть не выплевывает Леннокс. Хочет добавить: «А теперь и меня та же участь постигла. И вас заодно».
— Отличный был коп, мать его, — бормочет Джинджер — он, похоже, выдохся. — Внезапно Джинджер спрашивает: — А как там Даги Гиллман? Не изменился? А, Рэй? А? — Голос сходит на нет.
— Гиллман все такой же, — цедит Леннокс.
— Ну конечно... я и забыл, что вы ту куколку поделить не могли. Так он женился?
— Нет.
Повисает пауза. Чтобы при ней не присутствовать, Леннокс поднимается и идет в гостиную, где Джессика играет с Храбрулей, а Долорес разучивает с Труди танцевальные па.
— Я на боковую, — объявляет Леннокс. — После перелета никак не оклемаюсь.
— Эх ты, легковес, — поддразнивает Труди, голова у нее кружится от спиртного и танцев.
В ванной, примыкающей к гостевой спальне, Леннокс заглатывает две последние таблетки и готовится к очередной ночи, надеясь, что антидепрессантов на сегодня достаточно и кошмары отступят. Леннокс ныряет под одеяло. Болтовню и смех из гостиной в его мозгу поглощает привычная пульсация мыслей. Стартует обратный отсчет, как всегда, он предрекает, что измученному, выжатому Ленноксу и сегодня будет отказано в сне. Вместо сна ему полагаются мысли.