Особенно,... 
36 
– Не сейчас, Иеремия, – испуганно возразила она, и у Терстона учащенно забилось сердце.
– Да, но... Я... я должен тебе сказать кое-что...
– Зачем? – Ее большие глаза наполнились печалью. – Ничего не хочу знать. Ты вернулся.
– Да, но...
И тут она испугалась по-настоящему. Неужели речь пойдет о чем-то большем, чем случайная вагонная интрижка? Внезапно она почувствовала, что его слова переменят всю ее жизнь.
– Иеремия...
Случилось то, чего она боялась. А боялась она всегда.
– Что случилось?
Может, ей незачем об этом знать...
– Не знаю.
Это было самое страшное. Она видела, в каком смятении Иеремия.
– У тебя появилась другая? – отрывисто спросила она, прикрывая глаза, словно ей в сердце вонзили нож.
Как он мог?
Когда Иеремия наконец заговорил, его голос звучал глухо:
– Похоже, да, Мэри-Эллен. Сам толком не знаю. – Он отчаянно пытался не думать о Камилле, но, несмотря на все усилия, образ ее стоял у него перед глазами. – Я пока ни в чем не уверен. Эти три недели перевернули всю мою жизнь.
– Ох... – Мэри-Эллен опустилась на диван, пытаясь успокоиться. – Кто эта девушка?
– Она очень молодая. Даже слишком. – Эти слова добили ее. – Почти ребенок. И я пока сам не знаю, что чувствую...
Иеремия умолк, и Мэри-Эллен как будто слегка ожила. Она наклонилась и положила ладонь на его руку.
– Тогда какая разница? Зачем ты мне об этом говоришь?
Может, она и была права, но Иеремия покачал головой:
– Так нужно. Это очень важно. Я сказал ее отцу, что полгода подумаю. А потом... Я могу уехать...
– Насовсем? – прошептала потрясенная Мэри-Эллен.
Она не поняла его.
Иеремия вновь покачал головой:
– Нет. – Ему оставалось лишь сказать правду. – За ней.
Мэри-Эллен отпрянула, как от пощечины.
– Ты хочешь жениться на этой девушке?
– Может быть.
Воцарилось долгое молчание. Они неподвижно сидели рядом, пока Мэри-Эллен не подняла на Терстона печальный взгляд.
– Иеремия, почему мы с тобой так и не поженились?
– Наверное, потому, что время было против нас, – тихо прозвучал мудрый ответ Иеремии. – Сам не знаю. Нам и так было хорошо. – Он откинулся на спинку дивана и устало вздохнул, чувствуя себя вконец измотанным. – Возможно, я вообще не создан для семейной жизни. Об этом мне тоже надо подумать.
– Может, все дело в детях? Ты захотел детей?
– Может быть. Я перестал думать об этом много лет назад, но потом... – Он бросил на женщину несчастный взгляд. – Мэри-Эллен, теперь я и сам не знаю...
– Знаешь, я постараюсь...
Эти слова до боли тронули Терстона, он осторожно прикоснулся к ее руке.
– С ума сошла... Ты же чуть не умерла в прошлый раз.
– Может, на этот раз все будет по-другому. – Но взгляд ее оставался безнадежным.
– Ты уже не молоденькая, и у тебя трое отличных рябят.
– Но они не твои, – ласково возразила она. – Я постараюсь, Иеремия... Я попробую...
– Я знаю, ты на это способна. – Не зная, что еще сказать, Терстон поцелуем заставил ее замолчать.
Мэри-Эллен прижалась к нему всем телом, они затаили дыхание и долго сидели так в маленькой душной комнате. Наконец Иеремия отодвинулся.
– Мэри-Эллен... Не надо...
– Почему? – В ее глазах стояли слезы. – Какого черта?.. Я же люблю тебя, разве ты забыл? – страстно прошептала она, и Иеремия смешался.
Он тоже любил ее. За семь лет они так привыкли друг к другу! Но ему никогда не хотелось жениться на ней, жить вместе, быть с ней рядом... так, как ему хотелось быть с Камиллой. Иеремия прижал женщину к себе, давая ей выплакаться.
– Мэри-Эллен, прошу тебя...
– О чем? Расстаться с тобой? Ты приехал проститься?
Иеремия кивнул. На глазах у него выступили слезы.
– Но это же глупо! Ведь ты даже не знаешь ее... этого ребенка!.. О чем тут думать целых шесть месяцев? Если ты решил подумать – значит, это пустяки!
Она боролась за жизнь, и голос ее звучал скорее резко, чем подавленно. Иеремия поднялся и посмотрел на ее смятенное лицо. Мэри-Эллен всхлипнула, и он взял ее на руки. Говорить было не о чем. Иеремия медленно поднялся по лестнице, уложил Мэри-Эллен на кровать и стал гладить по волосам, утешая, словно маленькую.
– Мэри-Эллен, не надо... Все будет хорошо...
Она молча смотрела на него. Сердце ее было разбито. Возврата к прошлому нет. Череда никому не нужных субботних ночей казалась ей длинной, одинокой дорогой. Что скажут люди? Что он бросил ее? Она сжалась в комок, представив себе слова матери:
36 
