104 
— Я? Нет.
— А я-то думал, что хоть один человек в организации не наложил в штаны. Что я могу хоть на кого-то рассчитывать.
— О босс, — вставил Лулу Розенкранц.
— Захлопни хлебало, Лулу. Ты урод тупой. Вот ты кто.
— Ты не прав, Артур, — сказал мистер Берман.
— Заткнись, Отто. Меня вышвыривают из бизнеса, а ты лопочешь, что я не прав. Может, ты хочешь, чтобы они мне голову оторвали?
— Речь шла совсем о другом.
— Откуда ты знаешь? Откуда?
— Мы же договорились все обсудить, пока они обдумывают решение.
— Я сам обдумаю его, и не только обдумаю, но и исполню.
— У нас же договор с этими людьми.
— В жопу договоры.
— Ты забыл, как он проехал сотни миль, чтобы стать в церкви с тобою рядом?
— Как же, забыл! Он приехал, чтобы показать, будто они с папой делают мне это говенное одолжение. Потом он садится, ест мою еду, пьет мое вино и не говорит ничего. Ничего! Я все прекрасно помню.
— Так уж и ничего, — возразил мистер Берман. — Разве само его присутствие не красноречивее слов?!
— Его почти совсем не слышно, будто у него лопнули голосовые связки. Надо наклониться и сунуть лицо в эту чесночную пасть и все равно ничего не поймешь, нравится ему, не нравится — все одно, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Он берет дело под наблюдение! Откуда ты знаешь? Разве можно верить этому сукину сыну? Если мне что-то нравится, я так и говорю, если не нравится, я тоже говорю напрямик, уж если я кого-то не люблю, он это прекрасно понимает, я такой, и тут ничего не поделаешь, к черту всю его скрытность, когда каждую минуту надо гадать, что он на самом деле думает.
Мистер Берман прикурил сигарету и, держа ее большим и указательным пальцами, спрятал в ладони.
— Это вопрос стиля, Артур. Надо видеть за этим философию. А философия в том, что их организация сохранилась в неприкосновенности. Она в нашем распоряжении. Мы можем ею воспользоваться, мы можем рассчитывать на ее защиту. Мы объединяемся с ней и создаем совет, мы заседаем в совете, имея свои голоса. Вот в чем философия.
— Да, с философией все в порядке, но ты заметил? Эта собака Дьюи охотится только за мной. Кто, по-твоему, натравил федеральных ищеек, которые меня уже за ноги кусают?
— Да пойми ты, у нас с ними общие проблемы. Они понимают, как только доберутся до Шульца, наступит их черед. Прошу тебя, Артур, успокойся. Они бизнесмены. Может, ты и прав, может, надо поступить по-твоему. Он сказал, они подумают, поищут решение, но им требуется время. Ты не хуже их знаешь, что город начинает сходить с ума, даже когда речь идет о вшивом патрульном полицейском. А тут крупный прокурор, о котором каждый день пишут газеты. Народный герой. Ты выиграешь битву, но проиграешь войну.
Мистер Берман продолжал говорить, пытаясь успокоить мистера Шульца. Каждый его новый аргумент Лулу сопровождал кивком с таким выражением лица, будто он сам только что хотел сказать то же самое. Ирвинг сидел, сложив руки и опустив голову, он выполнит любое принятое решение, так было всегда, так будет до его смерти.
— Современный бизнесмен стремится к оптимальному сочетанию силы и гибкости, — сказал мистер Берман. — Он вступает в ассоциацию. Присоединяясь к большой организации, он обретает силу. Методы согласованы, территории, цены, рынки контролируются. Он достигает гибкости. И тем самым доходы от лотереи растут. Никто ни с кем не воюет. И его нынешняя доля больше, чем вся прежняя выручка.
Я видел, что мистер Шульц постепенно расслабляется, он сначала сидел, наклонившись и держась за край стола, будто собирался перевернуть его, но теперь он сел поглубже и положил руку себе на лоб, будто у него болела голова, этот жест придал мне уверенности, и я вмешался:
— Прошу прощения. Человек, о котором вы говорите, ну, тот, который в церковь приезжал… миссис Престон мне о нем кое-что сказала.
Я сейчас расскажу об этом моменте, расскажу, что я думал о своем поступке или, точнее, о том, что я думаю сейчас о том, что я думал о своем поступке, именно в этот миг все решилось, я думаю об их смерти, о том, как они умирали, но больше всего об этом решающем миге, о том, откуда все пошло, не из сердца или головы, но изо рта, словородителя, инструмента хмыканья и стона, крика и визга.
— Она знала его. Не то чтобы знала, но встречала раньше. И не то чтобы она помнила, как встречалась с ним, — говорил я, — и могла наверняка это сказать. Но она пила, — тут я взглянул на Ирвинга, — она сама мне об этом сказала, а когда пьешь, многого ведь не помнишь? Но вот около церкви Святого Варнавы, — говорил я, обращаясь уже к мистеру Шульцу, — она чувствовала, когда вы знакомили их, что он смотрит на нее так, будто узнал ее. Она считает, что раньше они, должно быть, встречались.
104 
