– Можно ее взять?
– Ее уже кто-то взял. На вечерние посиделки. После каждого нового представления пропадает не меньше полудюжины сценариев. – Он высунул голову из душевой. Тело его было скрыто облаками пара, придававшими голове жутковатое сходство с плавучим буем. – В лавке был еще один экземпляр, – сказал он, с огромным любопытством уставясь на Эдипу. – Может, и до сих пор есть. Сумеете найти, где это?
Внутренности Эдипы исполнили короткий танец и успокоились.
– Хотите, чтобы я туда съездила? Некоторое время глаза в глубоких морщинах неотрывно глядели на нее.
– Почему, – сказал наконец Дриблетт, – всех так интересует текст?
– Кого еще? – Слишком поспешно. Возможно, он говорил просто так, в общем смысле.
Голова Дриблетта качнулась из стороны в сторону.
– Не впутывайте меня в ваши ученые диспуты, – сказал он и добавил с фамильярной усмешкой: – Кто бы вы там ни были.
И Эдипа вдруг поняла, с ужасом ощутив на своей коже холодные пальцы мертвецов, что это в точности тот самый взгляд, которым по его указанию обменивались актеры, едва возникала тема убийц из Тристеро. Понимающий взгляд, которым смотрят неприятные люди, являющиеся нам в сновидениях. Эдипа решила расспросить о книге.
– А там были сценические указания? Были все эти люди, которые прозрачно намекают, что они в курсе? Или это ваше дополнение?
– Мое собственное, – ответил Дриблетт. – И это, и трое убийц, выпрыгивающих на сцену в четвертом акте. Уорфингер их вообще не показывает, понимаете ли.
– А вы зачем показали? Слышали о них где-нибудь еще?
– Вы не понимаете. – Дриблетт начал заводиться. – Относитесь к этому, как пуритане к Библии. Цепляетесь к словам, словам… Поймите, что эта пьеса существует не в сценарии и не в той книжке, которую вы разыскиваете, а здесь. – Из горячего облака высунулась рука и ткнула в окутанную паром, отдельно висящую голову. – Вот для чего нужен я. Облечь дух плотью. Плевать, какие там слова. Это лишь механически заученные шумы, которые показывают линию главного удара путем проникновения через барьеры костей черепа в память актеров, верно? А подлинная сущность находится в этой голове. В моей. Я как проектор в планетарии, вся эта маленькая замкнутая вселенная, ограниченная сценической площадкой, выходит из моих уст, из моих глаз, а иногда и из других отверстий.
Но Эдипа не собиралась так просто сдаваться.
– Но почему вы изменили то, что сделал Уорфингер с этим… этим Тристеро.
И тут голова Дриблетта внезапно исчезла, нырнула в пар. Словно выключилась. Эдипа не хотела произносить это слово. Он и здесь, как на сцене, ухитрился создать ту же ауру ритуального умолчания.
– Если бы я полностью растворился в материале, – рассуждал голос за клубами пара, – так сказать, просочился бы через канализацию в Тихий океан, то все, что вы сегодня увидели, исчезло бы вместе со мной. А с этим маленьким миром пропала бы – Бог его знает как – и та ваша ипостась, которая так всем этим интересуется. Собственно говоря, осталось бы только то, в чем Уорфингер не соврал. Возможно, остались бы Сквамулья и Фаджио, если они существовали. Почтовая система «Торн и Таксис». Филателисты говорят, что и впрямь была такая. Может, еще что-нибудь. Образ врага, например. Но это были бы лишь ископаемые останки. Мертвые, окаменелые, не имеющие ни ценности, ни потенциала. Вы можете влюбиться в меня, побеседовать с моим психоаналитиком, можете спрятать магнитофон в моей спальне и подслушивать, что я болтаю во сне, где бы я ни спал. Вам этого хочется? Можете собрать улики, выдвинуть один или несколько тезисов о том, почему персонажи реагируют на упоминание о Тристеро так, а не иначе, почему появляются убийцы и почему они в черном. Можете потратить на это всю жизнь и даже не приблизиться к истине. Уорфингер дал слова и общую канву. Я вдохнул в них жизнь. Вот так.
Наступило молчание. В душевой плескала вода.
– Дриблетт, – немного подождав, окликнула Эдипа.
Голова тут же вынырнула.
– Можно и развлечься, – сказал он серьезно. Глаза в паутине морщин смотрели выжидательно.
– Я позвоню, – сказала Эдипа. Она вышла и, только оказавшись на улице, подумала: «Я пришла спросить его о костях, а вместо этого мы говорили о системе Тристеро. Она стояла возле опустевшей автостоянки, смотрела, как к ней приближаются фары автомобиля Метцгера и гадала, случайной ли была эта встреча.
Метцгер в машине слушал радио. Эдипа села и проехала около двух миль, прежде чем осознала, что ночная музыкальная передача идет из Киннерета и что ведет программу ее муж Мачо.