46 
Третье действие — очередь мастера-печатника. Структура пьесы строится следующим образом: акт 1 — Поль; акт 2 — Реми; акт 3 — Филипп.
В ходе третьего действия бывшие любовники Жюли Билл Коллинз и Эндрю Стед выступали в роли наблюдателей. Иной раз подсаживались к Саре с двух сторон, тогда ее внимание разделялось. Если присутствовал лишь Билл, она позволяла себе погрузиться в теплую ванну симпатии, не говоря уже о сопутствующих эмоциях. Эндрю же держался сдержанно, прохладно. Когда Билл отсутствовал, а рядом оставался лишь Эндрю, она смотрела на Билла глазами Эндрю и ее глодало беспокойство. «Малышка-милашка», просилось на язык, с самого утра, как только она утром открывала глаза. Невозможно пренебречь такими посланиями «из глубин» твоего организма. Как и «кадрами», выскакивающими из памяти, когда видишь того, к кому присмотрелась, притерпелась, привыкла, как будто впервые.
Друг на друга в кадре они насмотрелись. Мэри постоянно фотографировала, в третьем акте столь же интенсивно, как и в первых двух. Действие и перерывы, вместе и по отдельности, на улице и в ресторане, на набережной канала… Сотни, тысячи снимков, из которых три-четыре десятка пойдут в дело. Большой расход, а что поделаешь!
Добавочная сложность в том, что Эндрю Стед и Ричард Сервис «не тянули» рядом с Биллом, который подавлял всех, кто снимался с ним рядом. Мэри это приходилось учитывать и «гасить» Билла.
— Завянь, чего высунулся! — отгоняла она его.
Он расстраивался, сердился.
— Фотогеничный бес, — вздыхала Молли, и Мэри вторила ей:
— Камера его любит.
— Камера не может его не любить, — принимала пас Молли, и теперь вздыхала Мэри:
— Как ей такого не полюбить…
И обе затянули дуэтом:
— Ах, полюбился мне мерзавец, — приплясывая и делая вид, что не замечают вошедшего Билла.
Вместе с Биллом смотрел на валяющих дурака женщин и Сэнди Грирс. Он ухмылялся, чувствовалось, что осветитель и сам не прочь поучаствовать в начавшейся клоунаде, подпеть и потопать вместе с дамами. Билл, почти не раздумывая, подошел к Молли и Мэри, вступил третьим, и Сэнди отбросил сомнения. Вчетвером они выделывали энергичные па и жесты, не слишком подходящие к тягучим строкам песни.
Билл почти подбежал к неподвижной Саре и плюхнулся на стул Стивена. Нет, это не тот милый малыш, от которого она получила открытку с олешками. Рядом сидел тот, кто еще не отдышался от только что завершившейся клоунады вчетвером, тот, кто зажигательно ласкал спину Молли.
Сара внутренне неистовствовала от желания. Еще одно неплохое слово вроде «гореть» — «неистовствовать». Но к чему описывать, разве отыщешь кого-нибудь, незнакомого с этой смесью беспокойства, недоверия, а главное — сладкой всеохватывающей муки, отказывающейся понять, что столь страстно желаемого никак не получить и что если ослабнет боль, то исчезнет и надежда.
Сара не могла припомнить таких страданий, однако понимала, что испытывала подобное и раньше; об этом напоминали «кадры» далекого детства. С чем-то подобным из «взрослой» жизни сравнить не удавалось. После малыша, которого прельщала не она, а домик в древесной кроне, Сара влюблялась в одного за другим еще во множество соседских пацанов. Затем она подросла и стала воображать, что целуется. Не могла представить, что когда-то дорастет и до этого. «Когда ты вырастешь» — она переводила на свой язык как: «Когда у тебя появится грудь». Интересно, что, сколь бы ошеломляющими ни оказались реальные поцелуи взрослой жизни, они не шли ни в какое сравнение с тем, что Сара рисовала в своем воображении, когда еще была слишком мала для поцелуев. И теперь… «Если ты поцелуешь меня, это будет мой первый поцелуй…» Смех, да и только. И Сара отметила, что если она не утратила способности смеяться, то еще не все потеряно. Бедняге Стивену, к примеру, совершенно не до смеха. «Зеленая птица» хохотала в полном составе. Роджер Стент прислал Соне факс следующего содержания: «Вы собираетесь преградить мне путь на премьеру „Гедды Габлер"? Если это так, я постараюсь, чтобы все узнали, что ваш театр закрывает вход критику на основании одного негативного отзыва».
Соня ответила: «За всю жизнь ты не написал ни одной стоящей строчки о театре. Ты не любишь театр. Ты ничего в нем не понимаешь. Вбей себе в голову: „Зеленой птице" ни ты, ни твои „Новые таланты" не нужны. Отгребись!»
На четвертой неделе репетиций перешли к прогону пьесы целиком, но все еще без музыки, которую ожидали в пятницу.
46 
