Особенно,... 
83 
Печаль ребенка глубоко тронула сердце Хироко, и она вдруг вскрикнула. Девочка подняла голову. Это была Тами.
— Хироко! — завизжала она, бросаясь к ней на шею. Хироко разразилась слезами. — Мама, Хироко здесь!
На крик Тами из дома выбежала ее мать, одетая в поношенное коричневое платье и передник. Она убиралась в «доме» во время перерыва в лазарете.
— О Господи! — воскликнула Рэйко, бросаясь к ним, и обе женщины обнялись так крепко, что у них хрустнули кости, а затем Рэйко быстро отстранилась, встревоженно спросив:
— Ты видела Така? Где ты была?
— В тюрьме, неподалеку, — объяснила Хироко, указывая в ту сторону, откуда она пришла. Рэйко слышала, что поблизости находится лагерь для лиц «высокой категории риска», что их держат там на время допросов. Но она не представляла, что в этом лагере окажется Хироко. От Така до сих пор не было никаких вестей.
— С тобой все в порядке? Что они сделали с тобой? — с тревогой расспрашивала Рэйко.
— Задавали много вопросов. Но Такео я ни разу не видела, — объяснила Хироко. — Его увезли в таком же автобусе, как и нас, — возможно, в ту же тюрьму.
Но таких возможностей было не меньше десятка, и обе хорошо понимали это. Такео мог оказаться в Манзанаре, или в лагере, который открыли в Минидоке месяц назад, или за пределами штата в каком-нибудь из других лагерей — в Хиларивер или Постоне, Аризона; в Гренаде, Колорадо; в Харт-Маунтин, Вайоминг; в Топазе, Юта. Его могли даже увезти в Арканзас, на Роувер. За последний месяц открылось пять новых лагерей, а еще один, под названием Джером, был готов принять интернированных пленных в любую минуту. Между лагерями существовала связь, но она была ограничена и подвергалась строгой цензуре, и Рэйко не могла разузнать о Такео. Несомненно, в разных лагерях у нее нашлись бы знакомые, но она не знала, кого и куда отправили, как разыскать этих людей. Каждый день приносил новые сюрпризы: появлялся кто-нибудь из знакомых. Даже сюда, на озеро Тьюл, продолжали прибывать люди.
По своему номеру Хироко поняла, что ее поселили вместе с Рэйко и детьми. Пройдя внутрь, она увидела, что семье отвели две крохотные комнаты: в одной из них на узких койках спали Рэйко, Салли и Тами, а в другой была устроена гостиная. Кен спал здесь, и сюда же должны были поместить Така, если его переведут к семье. В комнате едва хватило места для Хироко, но другие семьи, более многочисленные, ухитрялись разместиться в тесных комнатах. Людям приходилось смириться с тем, что они имели, поскольку они были лишены выбора.
— Как дела у Салли и Кена? — с беспокойством спросила Хироко, вглядываясь в глаза Рэйко и вновь замечая, как постарела и похудела тетя. Рэйко с отчаянием ждала вестей от Така и тревожилась за Хироко.
— С ними все в порядке. Кен работает неподалеку, на полях, но работы там немного — вскоре его переведут на склады. Он мог бы ходить в школу, — со вздохом добавила она, — но отказался.
Кен по-прежнему негодовал на несправедливость и все время повторял о нарушении конституционных прав. В этом он был не одинок — в лагере собралось немало недовольных юношей, да и взрослых тоже. Некоторые нисей поговаривали об отказе от гражданства и возвращении в Японию, хотя многие ни разу в жизни не бывали там. Это был их единственный выход, если им не хотелось оставаться в лагере или браться за предложенную работу на отдаленных заводах. Они не желали уезжать в Японию, но пребывание в лагерях считали слишком позорным и потому предпочитали попытать судьбу на родине предков. Но Рэйко никогда не помышляла об этом и знала, что Так согласился бы с ней. Они были американцами до мозга костей, и потому им приходилось ждать, когда закончится война.
— Салли в школе, у нее появились новые подруги, — продолжала Рэйко. В лагере образовалось несколько клубов для детей всех возрастов, музыкальные кружки, кружки живописи и садоводства. Уже возник план создания симфонического оркестра и подготовки концерта к Рождеству. Казалось невероятным, что в этом ограниченном, набитом до отказа людьми мирке обитатели решили не жаловаться, держаться с достоинством и пытаться хоть как-то скрасить свою жизнь.
Пока Рэйко рассказывала, на глаза Хироко навернулись слезы. Эти люди были такими храбрыми, и она тоже не имела права жаловаться или горевать о Питере. Рэйко вновь обняла ее, испытывая чувство, словно обрела одну из своих дочерей, а Тами обняла их обеих вместе с куклой, радуясь возвращению Хироко.
83 
