— Он женат?
— Он был женат, но сейчас он один. Жена умерла!
— Она была красивой? Юна задумалась.
— Да, во всяком случае, мне она нравилась — не знаю, как другим.
— А он любил ее?
— Сначала — да, я думаю, да. Но в конце не так сильно.
— Ах!
Юна пододвинула к себе счет и сказала, что не желает ничего слушать.
— Дорогая, твои старания сегодня остались без вознаграждения, тогда как я получила сто отличных фунтов чистыми. И сейчас я намереваюсь растратить их, как это делают любовницы королей. Обедом угощаю я.
Они ждали трамвая на углу, где располагался роскошный магазин одежды. К удивлению Мисси, Юна не проявила к нему ни малейшего интереса:
— Здесь за сто фунтов ты и половой тряпки не купишь, — объяснила она, — к тому же, дорогая, одежда здесь настолько плоха, насколько высоки цены. Только не красное платье! Магазин слишком, слишком респектабельный.
— Когда-нибудь я куплю себе алое платье с корсетом, — сказала Мисси. — Неважно, как это будет выглядеть со стороны.
Глава 8
— Итак, с сердцем у меня все в порядке, — известила Мисси свою мать и тетю. — Практически оно идеально.
Однако, когда Мисси вдруг упала от усталости на кровать, два усталых бледных лица испуганно повернулись к ней.
— О, неплохая новость, — сказала Октавия.
— А в чем тогда дело? — спросила Друсилла.
— Спинной нерв ущемлен в позвоночнике.
— Бог ты мой! Это что, неизлечимо?
— Почему? Доктор Паркинсон считает, что он меня уже вылечил. Он чуть не свернул мне шею, был жуткий хруст, но, видимо, по его мнению, с этого момента я здорова. Но, если у меня еще будут приступы, вам придется привязать к моим ногам по кирпичу, и я буду подтягиваться, стараясь достать подбородком до перекладины. — Она усмехнулась. — Все можно вылечить, стоит только потрудиться. — Тем временем она нагнулась, и на столе оказалась ее сумка.
— Смотрите, здесь кое-что более интересное!
Мисси извлекла четыре аккуратно завернутых цилиндра.
— Сто фунтов тебе, мама, и все золотом. Столько же тете Октавии, тете Корнелии и тете Джулии.
— Вот так чудеса! — удивилась Друсилла.
— Просто запоздалая справедливость, — возразила Мисси. — Теперь ты ведь купишь швейную машину?
В глазах Друсиллы отразилась борьба между благоразумием и искушением. Наконец она провозгласила:
— Я сказала, что подумаю. Я и подумаю.
Пришло время укладываться спать, но Мисси не хотелось, несмотря на приключения днем. Она лежала в темноте умиротворенная и думала о Джоне Смите. Значит, он был женат, а сейчас — вдовец. Наверное, у него нет детей, а если и есть, то они живут не с ним.
Это грустно, так же как и то, что, по словам Юны, в конце он так мало любил свою жену. Общество в Сиднее, решила Мисси, не благоприятствует счастливым бракам. Она подумала о Юне и Уоллесе, Джоне Смите и его умершей жене. Хотя, с другой стороны, его жене не пришлось страдать от позора бракоразводного процесса. И тут же, наверное, в первый раз в своей жизни, Мисси, снедаемая условностями, засомневалась в том, действительно ли позор развода хуже смертельного исхода.
К полуночи в ее мозгу созрел план.
Она сделает это и сделает это завтра.
В конце концов, что ей терять? Если ее попытки не принесут результата, она просто продолжит жизнь, которую вела до этого. Конечно, стоит попробовать.
Где-то в подсознании сформулировалось определение Джона Смита как безвинной жертвы. Порядочно ли это? Да, ответила она сама себе и заснула, перевернувшись на другой бок, во избежание дальнейших сомнений.
Друсиллу выбрали отвезти четыреста фунтов в Байрон. Она должна была отправиться одна на следующее утро, в девять. Но тяжелая сумка показалась ей перышком. Она была действительно счастлива, и не только за себя, а за своих сестер тоже. За последние несколько недель ей удалось больше, чем за сорок лет.. И уже зародилась надежда на то, что ее удача не иссякнет, не уйдет в песок.
— Но эта удача не только для меня, — размышляла Друсилла. — Я должна быть уверена, что она коснется всех нас.
Пока Октавия возилась на кухне, Мисси тихо упаковала свою скудную одежду в потертый саквояж, который служил всем дамам Миссалонги в тех редких случаях, когда нужна была большая сумка. На кровати она оставила записку для матери, потом тихо выскользнула в парадную дверь, прошла по тропинке к воротам и свернула налево, а не направо.