77 
— Его обвиняют в страшных преступлениях, — сказал Клем.
— Вы обвиняете.
— Его обвиняет Международный трибунал.
— Это была война.
— Война? Это было убийство!
Слово «assassinat!» ударило ее наотмашь. Он заметил, как она напряглась, полезла в сумочку за сигаретами. Клем поднес зажигалку к ее зажатой в губах сигарете и спросил:
— Вы верите, что он невиновен?
— Он — старик, — сказала она, — Вы видели. Старый, больной человек.
— Его будут судить, — сказал Клем.
— Возможно.
— И осудят.
— У него все еще есть там друзья. Влиятельные люди.
— Это будет не важно.
— Все это, — сказала она, — будет не важно.
С тротуара напротив на них смотрел мальчик в коротких шортах и свежевыглаженной рубашке. Лоуренсия жестом велела ему подождать.
— Это ваш? — спросил Клем. Да, сказала она.
— Он здесь вырос?
— Здесь.
— Мне бы хотелось поговорить с вами.
— Мы уже поговорили.
— Поговорить еще раз.
— Зачем?
— Потому что я никому, кроме вас, не доверяю.
— Что ж, мне благодарить вас за это?
— Можно нам встретиться завтра?
— Я работаю.
— После работы.
— Я поведу его в бассейн.
— Мальчика?
— Да.
— Как его зовут?
— Эмиль.
— Я встречу вас у бассейна.
— Это невозможно.
— Что тут невозможного? Это очень просто.
— Если меня с вами увидят…
— Они вас контролируют? Рузиндана вас контролирует?
— Я сделала, что вы просили, — сказала она.
— Вы его боитесь.
— Я никого не боюсь.
— Тогда поговорите со мной еще раз. Позвольте встретиться с вами. Пусть даже на полчаса.
— А потом?
— Потом я оставлю вас в покое.
— Откуда я знаю, что вы меня не обманываете?
— Лоренсия, ну пожалуйста. Где этот бассейн?
Впервые за все время разговора она повернулась и посмотрела на него прямо, оценивая этого настырного иностранца. Он увидел, что глаза у нее были не просто карие, а с зеленым, как цвет лежащего на дне реки стекла, отливом.
— Только двадцать минут, — попросил он, — все, что я прошу, — четверть часа.
— Четверть?
— Десять минут.
— И вы оставите меня в покое?
— Да, если вы этого пожелаете.
Она пожала плечами, словно все происходящее нисколько ее не занимало.
— Рю де ла Перш, — сказала она и бросила недокуренную сигарету в водосток.
— Спасибо, — сказал Клем.
Перейдя через дорогу, она взяла сына за руку и повела его в сторону Матонге. Повернув голову, мальчик оглянулся на Клема. Клем помахал ему рукой и улыбнулся.
Этой ночью Клему приснилось, что в Колкомбе, в садике, он занимается любовью с молодой мамашей, с которой сидел в приемной врача; из проходящей внизу шахты доносился сдавленный крик о помощи, но, разгоряченные друг другом, они не обращали на него внимания. Клему казалось, что он различает в жалобном нестройном хоре знакомые, а также представляющиеся знакомыми голоса — например, голос бывшего жильца, которому, как срывающимся шепотом объяснила на ухо мамаша, суждено было вечно скитаться в подземных шахтах, потому что при звуке гудка он побежал в другую сторону. «А жена не может его спасти?» — спросил Клем (видимо, в голове всплыло путаное воспоминание об Орфее и Эвридике, Сильвермене и Шелли-Анн), но ответа на этот глубокомысленный вопрос либо не последовало, либо он запамятовал, проснувшись.
Позавтракав в подвальной столовой — те же серые стены и Магритт, — он спросил женщину за конторкой, где можно напечатать снимки, и получил название улицы в Нижнем городе, которую она также пометила на карте. Клем добрался туда около десяти. По крайней мере четыре магазина предлагали нужные ему услуги, но он выбрал тот, где выставленные в оконных витринах старые «Лейки», лейтцевские объективы, «Хассельблады» — каждый с аккуратно написанным от руки ценником — придавали заведению серьезный и старомодно-профессиональный вид. Вынув из бумажника негатив школьной стены в Н***, он передал его мужчине за стойкой.
— Как скоро вы можете сделать пятьдесят оттисков открыточного размера?
Мужчина взял негатив, нахмурился:
— Матовые или глянец?
— Матовые.
— К завтрашнему утру?
— Мне нужно сегодня.
— Подождите. — Скрывшись в глубине магазина, мужчина переговорил с невидимым Клему собеседником, потом вышел и кивнул: — Ладно, он сделает прямо сейчас. Зайдите через пару часов.
77 
