Особенно,... 
72 
Село называется Грушевка, но растут почему-то одни абрикосы. Ветки через заборы перевешиваются, от плодов чуть не ломятся. Ну грех ведь не сорвать… десяток-другой!
Ромки на меня косятся, посмеиваются: дорвалась, мол, сиротинушка! Детвора ихняя набежала – и мне сорви, и мне! Сорву, сорву – жалко, что ли?! Тем более, что все равно не мое! А хоть бы и мое…
Ладно, хватит, а то еще хозяин заругается.
Идем дальше.
Сейчас самая работа начнется: по дворам ходить, простаков облапошивать. Кому погадать, кому порчу снять, кому зубы заговорить, пока маленький Ефимчик куренка под шумок стянет. Попервах стыдно было – вроде как попрошайки, да впридачу воры. И, знаете, боязно… А ну как хозяева собак спустят? или поленом приложат? а то и к уряднику поволокут?!
После интерес взял. Стоит здоровущий мужик, мнется, цыгаркой пыхает – и нет чтоб погнать взашей! обложить по-матерному! Слово за слово, уже и в карман лезет, и денежку достает, да не медяк ломаный – гривенник; еще и радуется потом, какую ему удачу-счастье нагадали, да от беды упредили. Поделом дядька Друц таких «ветошниками» дразнит. Ветошники и есть! Катарина с Лейлой ими прямо как детьми крутят! Где на жалость возьмут, где счастья посулят немерено, а где и проклятием припугнут. Я полгода назад и сама бы попалась!
Последнее отдала, лишь бы отстали.
Только теперь я умная, я скоро и сама так смогу! Я уже и гадать немножко умею, и танцевать, и плечами трясти, и…
– А, вот и еще гости к Вадюхе! Легки на помине, ромское племя! Учуяли поживу!
Картуз. По цвету – точь-в-точь вода у нас в Шавьей трясине по весне. На самые глаза сполз; помятый, с треснутым козырьком.
Из-под картуза торчит нос. Длинный, бугристый, из ноздрей волосы топорщатся.
И перегаром несет.
Из носа.
Тьфу!
Мужичок стоит на ногах плохо. Качает его. Совсем как моего тятьку покойного (царствие ему небесное, Филату Поликарпычу!), когда, бывало, надербанится сивухи в воскресенье. На мужичке такая же болотная, как и картуз, гимнастерка без погон, пуговицы тусклые, видать, сроду нечищенные… и босиком!
То, что он без штанов, в одних кальсонах со штрипками – это почему-то не удивило.
– А Вадюха-то, соколик ясный, нас уж заждался, небось! – немедленно запела Лейла-умница. Слышит об этом самом Вадюхе впервые, а по виду – ну прямо вместе коров пасли!
Мне бы так: чтоб сразу носом по ветру!
– Кому Вадюха, друг сердечный, а кому и Вадим Геог… Герог… Георгич! Налетели, воронье?! Рады, значить, на дармовщинку?! Как человек опосля гамни… омни… амнистии вернулся – так сразу явились, не запылились! А где вы?.. где?..
Мужичок от безнадеги аж рукой махнул. А рука возьми да и впрямь махнись. Вот он и направился за рукой своей к ближайшему забору, где и поспешил присесть.
Умаялся, видать, Вадюху поздравлять.
Друга сердечного.
– Это вам не… – сообщил мужичок, тщетно пытаясь сложить кукиш. – Вадюха Гаглоев – это, знаете…
И захрапел, ткнувшись щекой в недосложенный кукиш.
– Праздник у человека, – Катарина сверкнула белозубой улыбкой и подмигнула мне. – Ай, Аза, ай, изумрудная! Отчего ж и не разговеться, если очередной Ответчик на Вышний Суд предстал, за грехи наши тяжкие? Мы теперь все голуби чистые, безгрешные – потому и амнистия. Вышел человек, гуляет, всех угощает. А мы что, подруги, не люди? Поздравим Вадима свет Георгиевича с возвращеньицем?
Праздник – это славно! На празднике ромам всегда найдется, чем поживиться! А я праздники и за просто так люблю – потому как весело! Плясать люблю! песни петь! за столом сидеть, пока все не напились, как этот… в одежке из болота.
Только вот не хотелось мне туда идти. Ну не хотелось, и все!
Промолчала я. Пошла – засмеют ведь.
* * *
На каком подворье гуляют, и глухой бы услышал. Искать не пришлось; ворота – настежь, заходи кто хочет!
Двор (немаленький двор, однако!) весь жердями перекрыт. Жерди те виноград заплел потолком зеленым, грозди черные вниз свешиваются; а под лозами стол выставлен, да длиною – во весь двор, до самого крыльца! За столом народ гуляет, кто-то уж и пляшет вприсядку, под дудки с бубнами; во главе стола хозяин сидит – видать, тот самый Гаглоев Вадим Георгиевич и есть: улыбка в пол-лица, глаза карие щурятся хитро, лицо круглое, конопатое. Волосы – что смолой башку облепили; татарин – не татарин, грек – не грек, хохол – не хохол (всяких я уж тут насмотрелась!); а вот что хозяин – сразу ясно.
И что острожник – тоже. Вон, на руке наколка синеет, только не разобрать отсюда, какая. Мне дядька Друц про наколки-то рассказывал…
72 
