42 
– Заткнись. – сказал Ксено не оглядываясь. – Вы дрались? – сказал Брута. Присутствующие философы напустили на себя разнообразные выражения шока и ужаса. – Дрались? Мы? Мы философы! – сказал шокированный Ибид. – Верно, моя мысль. – сказал Ксено. – Но вы…? – начал Брута. Ксено махнул рукой. – Уколы и выпады дебатов. – сказал он. – Теза плюс антитеза равны гистерезису. – сказал Ибид – Это – непреложное мерило вселенной. Молот интеллекта над наковальней фундаментальной истины… – Заткнись. – сказал Ксено. – И чем мы можем вам служить, молодой человек?
– Спроси о богах. – подзуживал Ом. – Ух, я хочу разузнать о богах. – сказал Брута. Философы переглянулись. – Боги? – сказал Ксено. – Мы не якшаемся с богами. Хах. Боги – это реликт устаревшей системы верований. С ясного вечернего неба раздался раскат грома. – За исключением Слепого Ио, Громовержца. – продолжал Ксено, не меняя тона. Молния прорезала небо. – И Кубала, Бога Огня. – сказал Ксено. Порыв ветра ударил в окна. – И с Флатулом, Богом Ветров, тоже все в порядке. – сказал Ксено. В воздухе материализовался лук и поразил стол у руки Ксено. – Фидик, Посланник Богов, один из величайших. – сказал Ксено. У дверей появилась птица По крайней мере, это отдаленно напоминало птицу. Она была около фута высотой, черно-белая, с изогнутым клювом и таким выражением, будто с ней уже случилось все то, чего она в жизни боялась. – Что это? – сказал Брута. – Пингвин. – сказал голос Ома внутри его головы. – Патина, Богиня Мудрости? Одна из лучших. – сказал Ксено. Пингвин закаркал на него и вперевалку ушел в темноту. Философы выглядели ошарашенными. Потом Ибид сказал:
– Фургов, Бог Лавин? Где снеговая линия?
– В двух сотнях миль сказал кто-то. Они подождали. Ничего не случилось. – Реликт устаревшей системы верований. – сказал Ксено. Стена леденящей белой смерти нигде в Эфебе не объявилась. – Лишь бездумная персонификация сил природы. – сказал один из философов, громче. Казалось, все почувствовали себя лучше. – Примитивное обожествление природы. – Не стоит жертвовать ему даже двухпенсовика. – Простая рационализация необъяснимого. – Ха! Очевидная фикция, чучело для устрашения слабых и тупых!
Внутри Бруты подымались слова. Он не мог сдержаться. – Здесь всегда так холодно? – сказал он. – По пути сюда было не так зябко. Все философы отодвинулись от Ксено. – Однако, если что и можно сказать о Фургале, сказал Ксено, так то, что он очень понятливый бог. Любит шутки, как тот… парень. Он быстро взглянул в обоих направлениях. Через некоторое время философы расслабились, и, казалось, полностью забыли о Бруте. Лишь теперь у него появилось время осмотреться в комнате. Никогда прежде в своей жизни он не видел таверн, а эта была типичной. Бар тянулся вдоль одной из стен комнаты. Позади были типичные украшения эфебских баров: кучи винных кувшинов, полки амфор, веселые картинки весталок с пакетов соленых орешков и вяленой козлятины, пришпиленные в надежде, что в мире действительно существуют люди, готовые охапками скупать все новые и новые пакеты орешков, которых они не хотят, ради того, чтобы взглянуть на картонные груди. – Что это такое? – спросил Брута. – Откуда мне знать? – сказал Ом. – Вытащи меня отсюда, чтобы я смог увидеть. Брута развязал коробку и вынул черепаху. Единственный слезящийся глаз осмотрелся вокруг. – А… Типичная таверна. – сказал Ом. – Отлично. Добудь мне блюдечко, чего они там пьют. – Таверна? Место, где пьют алкоголь?
– Да, очень надеюсь, что именно так. – Но… Но… Семикнижие не менее 17 раз весьма настойчиво повелевает нам бежать… – Убей, не представляю, почему. – сказал Ом. – Видишь того типа, чистящего кружки? Ты скажешь ему: «Дай мне…» – Но оно затмевает разум человека, говорит Пророк Оссори. И…
– Повторяю! Я не говорил этого! Обратись к нему!
На деле, мужчина сам обратился к Бруте. Он чудесным образом очутился по другую сторону бара, по-прежнему протирая кружку. – Вечер, господин. – сказал он. – Что будем?
– Я хотел бы выпить воды. – сказал Брута очень неуверенно. – И что-нибудь для черепахи?
– Вина! – сказал голос Ома. – Не знаю. – сказал Брута. – Что обычно пьют черепахи?
– Здешние обычно довольствуются каплей молока и чуточкой размоченного в нем хлеба. – сказал бармен. – Здесь много черепах? громко сказал Брута, пытаясь заглушить раздосадованные вопли Ома. – А, очень полезное философское животное, средняя черепаха. Обгоняют метафорические стрелы, побеждают зайцев на гонках,… очень ручные. – Ух…У меня нет денег. – сказал Брута. Бармен наклонился к нему. «Вот что я тебе скажу»-сказал он. – «Декливит только что купил весь поднос, он не обидится. – Хлеб с молоком?
42 
