Особенно,... 
76 
Так мы взошли на верх дюна и оттуда увидели расстилавшийся под нами сад богов. Мы спустились в оазис, где росли сто тысяч пальм, мы шли среди двухсот двадцати восьми источников; в одних вода была голубой и имела вкус соли, в других желтой, цвета серы, а в третьих красной, потому что была окрашена железом.
Когда мы читаем в книгах, что пророки удалились в пустыню, это значит, что они пришли в Сиву; когда говорят, что им было откровение, нужно понимать, что это случилось в Сиве. Эта долина, полная цветов и ласковой прохлады, которую открываешь после бесплодных и бесконечно унылых песков, поистине говорит о присутствии богов и располагает душу к тому сознанию, что выше сознания; оно-то и позволяет распознавать проявления высшей воли.
До Александра фараоны редко посещали Сиву; они получали оттуда прорицания, но сами там не бывали. Александр отправился туда потому, что он взошел на египетский престол, как никто из фараонов: лишь благодаря пророческому указанию.
Мы тотчас направились к храму, жилищу двойника Амона, так хорошо спрятанному среди масличных садов, так хорошо защищенному высокими пальмами и окруженному столь изобильной зеленью, что лучи солнца едва проникали туда. Жрецы храмов, в белых облачениях и наголо обритые, ожидали нас на паперти; верховный жрец, главный прорицатель Сивы, вышел навстречу Александру, обратился к нему со словами «сын мой» и трижды приветствовал его с поклонами во имя его отца бога Амона. Когда Александр выразил удивление тем, что в глубине пустыни нашел человека, который свободно говорит по-гречески, верховный жрец ответил ему: «Я путешествовал, чтобы увидеть храмы твоей страны и многих иных земель; мне знакомы Додона и Афитис, а также и Самофракия».
После чего верховный жрец приветствовал меня, напомнив, что мы уже встречались раньше в других краях.
Затем жрецы расступились, и из глубины храма показался сам двойник Амона, которого несли в ладье. Во главе процессии, сопровождавшей его, две обнаженные девы танцевали и играли на флейте. Ладья была поставлена на сооружение, похожее на церемониальное кресло фараона; его несли молодые девушки из монастыря Амона. К ручкам паланкина было привешено множество опрокинутых чаш, производивших во время шествия звук колокольчиков. Двойник бога имел тело обнаженного мужчины, но его фаллос выходил из живота в том месте, где обычно бывает пупок, и образовывал прямой угол с вертикалью. Фаллос бога был лишен детородных признаков, а его длина приблизительно равна одной шестой части статуи. Голова двойника Амона представляла собой голову овна с золотыми рогами; голова и туловище были покрыты изумрудами; глаза были сделаны из двух драгоценных камней. Ладья, на которой покоилась эта фигура, сверкающая зеленоватыми огнями своих камней, покачивалась от движений носиль-щиц, воодушевляемых музыкой, напитками из трав, ароматами и остановками около серных источников. В колебательных движениях бога жрецы читают ответы оракула (39).
Верховный жрец предложил Александру задать вопросы, какие он пожелает. Молодой фараон спросил сначала:
– Соизволит ли Амон дать мне власть над миром?
Прислужницы Амона толпились под тяжелой ладьей и порой спотыкались в своем священном опьянении; чаши стукались одна о другую. Бог с головой овна сильно качнулся вперед, к востоку; верховный жрец следил за движениями с напряженным вниманием; глубокое и ритмичное дыхание вздымало его грудь; он ответил: «Без сомнения, сын мой, Амон сделает тебя господином своего царства».
Затем Александр, чтобы испытать оракула, задал вопрос, который подсказал ему я; он спросил, понесли ли кару убийцы его отца. Верховный жрец наблюдал некоторое время нестройные и словно недовольные движения изумрудного овна и дал ответ, который произвел большое впечатление на спутников Александра: «Ты возмутил двойника Амона, выразившись неудачно; ибо никто из смертных не может убить твоего отца. Если ты имеешь в виду Филиппа, царство которого ты унаследовал, то все свершилось согласно справедливости и высшей воле».
Затем он пригласил Александра войти одному с ним в храм, желая объяснить ему знаки, высеченные в жилище бога, и открыть ему то, что не могло быть произнесено при людях. А в это время воины-гетайры задавали оракулу вопросы от себя. Их голоса звучали неуверенно, ибо этих суровых людей охватил тот трепет разума, который человек ощущает перед проявлениями скрытой стороны вещей. Первым заговорил Гефестион; он спросил, доолжны ли все они взирать на Александра как на божество и воздавать ему почести, какие полагаются бессмертным. Один из заместителей пророка ответил, что они не могут сделать Амону ничего более приятного. Многие задали тот же вопрос, и оракул отвечал каждый раз то же самое, прибавляя, что они помогут этим своей собственной удаче.
76 
