Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
45 
Но Слепому Герольду было не до минутного торжества.
Восхищенные, теплые, зрячие пальцы уверенно пробежались по плечам, по груди… Ага, вот ямочка между ключицами. Выше, к левому плечу, где впадина… На правом, естественно, ничего нет. Смоченная уксусом тряпица осторожно заскользила по коже, покрытой гусиными пупырышками. Если не знать, как, ничего не получится, кроме слабого покраснения. А если знать… нажим слабый, ритмичный… если все это не чудовищная ошибка… раз-два-три-пауза-раз-пауза… если Обряд проводился на протяжении хотя бы девяти поколений… смочить заново… если…
Сложный узор царапин, раздраженных уксусом и умелыми касаниями, выступил на плече. Слепец не мог их видеть, но сердце подсказывало: они там.
Есть.
– Ламберт! Скорее! Это ненадолго!..
– Да, учитель. Итак: корона, клейнод, намет, мантия…
…Когда, осчастливленный золотым, мальчишка смылся из комнаты, Слепой Герольд долго молчал.
Его не торопили.
– Что скажешь? – колыхнулась темнота двойным вопросом.
– Вы говорили: разумная забывчивость? – Слепец поднял густые брови. На миг показалось: там, под черной повязкой, прячутся глаза. Жесткие. Хитрые. Серо-стальные. – Я правильно услышал?
Взвесил. Измерил. Сосчитал.
Интересно: готов ли ты, безглазый нищий, рискнуть ради исполнения мечты своего поводыря?!
Не сейчас. Сейчас соврать – подписать себе смертный приговор. После.
– Ты о чем?
– О родовых признаках. Здесь, на Дне… сопливый оборвыш…
Птица довольно цокнула откуда-то сверху.
XXX
Вит так и не разобрался: на кой ляд понадобилось его щупать?! Впрочем, «за звон» пусть хоть каждый божий день в уксусе полощут! Он теперь богатей: вкупе с площадным заработком – это ж куча деньжищ получается! В придачу стало ясно: Глазунья тут не в атаманшах. Давно подозревал. Ну как полоумной девахе, пусть трижды ясновидице, над шайкой оторвиголов верховодить?! Толстун с верзилой, что за уксус платили, – они здесь в заправилах.
Мальчишка был в восторге от собственной проницательности.
Отпустили его лишь к пополудни. Зато накормили от пуза. Во дворе, у лестницы, околачивался Гейнц-дружок, однако, приметив Вита в калитке, живо отвернулся. Заковылял к штабелю бочек: по нужде, дескать, тороплюсь. Башка рыжего была криво замотана тряпицей. Шагая к столу, где пили пиво Юлих с Добряком Магнусом, Вит краем глаза приметил спешащего прочь Крысака. Та еще вражина, но чтоб удирать от него, Вита…
Левая рука Крысака покоилась на грязной повязке.
– Кто их отделал?
– Ты, – неприязненно отозвался Добряк Магнус.
У Вита аж в печенках слиплось.
– Я?! Кончай брехать, Магнус! По правде – кто?!
– Ты! – сплюнул сквозь зубы Добряк. Припал к кружке, заливая пивом широкую грудь. На миг оторвался. – Вон, у Юлиха спроси…
Юлих молча кивнул, подтверждая.
– Я? Когда?!
– В День Суда, придурок!.. Тебе ночью «Донное круженье» устроить хотели. Чин чинарем, шутейно. А ты вырываться стал, как бешеный…
Вит честно попытался вспомнить ночные события. Снилась какая-то муть, потом во дворе столбун накатил…
– У Ульриха два ребра сломано. Гейнц ухо мало не потерял, Крысак плечом мается. Щербатый Пауль теперь Беззубый! – перечислив Витовы подвиги, Магнус наконец усмехнулся. В басе громилы пробилось уважение. – Один Дублон целехонек: фартит гаденышу, как всегда! Ну ты и мясник, оказывается… Бацарь! Своих-то зачем?!
– Не бил я их!
– Брось врать! – снова озлился Магнус. – Ты зырь, зырь, как они от тебя шарахаются!
– Зырю… – Вит понуро шмыгнул носом. – Может, мне теперь тово… повиниться? Угощение выставить?
Рука сама нащупала увесистый кошель на поясе.
– Дело говоришь, – разлепил губы молчун Юлих. – Ну…
И опять онемел.
– Подь сюда! – кликнул Вит Крысака: вражина подслушивал из-за бочки. – Да не бойся! Возьми еще кого с собой и мотайте в харчевню. Вина спросите, баранины, капусты кислой… хлебца не забудь. Вот звон: держи…
Когда в сумерках вернулась совершенно измученная Матильда – ее вызвали к братьям Втыкам сразу после ухода Вита, – девку поначалу никто не заметил. Даже Юлих с Магнусом в первый момент проморгали. За столом текла ленивая, умиротворенная и не вполне трезвая беседа. Бацарь выставил «отступное», значит, верный честняк. Вина заглажена; «Донное круженье» прошло с блеском. Есть чего вспомнить!
– Ойфово ты мне вломил! – восхищался Гейнц. – Волчара ты лютый!
45 
