239 
– Не плачь, Лесли, не стоит.
– Жизнь и так заставляет нас совершать много необратимых поступков, – сказала Лесли. – Надо нам быть умнее, совершать лишь самые необходимые из них.
Она повернулась и пошла прочь.
– Лесли, можно я это вставлю в текст? – крикнул ей вслед Джек, сидевший за Эмминым столом; он как раз работал над репликами закадрового рассказчика, и ему остро не хватало чего-то важного. И вот Лесли принесла ему нужную фразу. – То, что ты сейчас сказала, – можно я это вставлю?
– Конечно, – тихонько отозвалась миссис Оустлер, Джек даже подумал, а не послышалось ли ему.
Роль Мишель Махер получила Лючия Дельвеккио; ее спросили, почему ей так хотелось сыграть ее, и она ответила, что решающую роль сыграло качество реплик закадрового рассказчика (а также необходимость сбросить десять кило). А «Мирамакс» даже поместила эту реплику на афиши.
– В яблочко! – крикнул Джек вслед миссис Оустлер. Но она уже ушла в ванную и закрыла за собой дверь, чего никогда раньше не делала.
Однажды ночью Лесли пришла к нему в спальню, и снова не как соблазнительница. К этому времени воспоминания об Уильяме будили ее в любое время дня и ночи, не реже, чем Алиса (она то вертелась, потому что не могла заснуть, то храпела, то колотила в спину Лесли со всей силы кулаками – потому только, что та повернулась к ней спиной, видимо, у них это было запрещено).
Ни Алиса, ни Лесли не могли вспомнить ни когда завели это правило, ни соблюдалось ли оно вообще, но это не мешало Алисе избивать миссис Оустлер, которая говорила Алисе спасибо уже за то, что она не включает по ночам на полную громкость Боба (который целыми днями голосил на Квин-стрит, судя по полицейским отчетам).
– Когда настанет пора, Джек, отвези меня туда, – сказала Алиса сыну; он понял, что она говорит про свой тату-салон. – Когда мне останется совсем недолго, я буду спать на иголках и никак иначе.
В такую вот бессонную ночь Лесли и вползла к Джеку в кровать и так внезапно, но нежно взяла его за пенис (он сразу понял, никакого интима не ожидается), что сначала он решил, будто явился призрак Эммы. А что, ведь спит-то он в Эмминой кровати.
– Мне надо поговорить с тобой, Джек, – сказала она. – Мне плевать, пусть твоя мама думает, что мы трахаемся. Мне надо кое-что тебе сказать.
– Валяй, – сказал Джек.
Лесли уже рассказала ему, что львиную долю расходов на обучение в Св. Хильде покрыл папа; миссис Уикстид, напротив, помогала лишь «время от времени» (Алиса же уверяла Джека, что все было наоборот). А еще он думал, что одежду для Реддинга и Эксетера купила Лесли – верно, по магазинам ходила она, но деньги дал Уильям. Разумеется, то же самое касалось платы за обучение в Реддинге и Эксетере.
– Он платил и за колледж, за все эти годы в Дареме? – спросил он Лесли.
– Даже первые пару лет в Лос-Анджелесе, – сказала Лесли. – Уильям перестал посылать деньги, лишь когда ты стал по-настоящему знаменит, Джеки.
– А «Дочурка Алиса», я имею в виду салон?
– Этот блядский салон твоей мамаше купил Уильям.
Портрет папы оказался совсем не таким, как думалось Джеку. Последний образ папы, живший у него в памяти, – тапер на круизном лайнере, направляющийся в Австралию за татуировкой от Синди Рэй! Впрочем, это тоже ложь – Лесли не могла припомнить, чтобы Уильям хоть раз в жизни был в Австралии. Она еще больше удивила Джека, сообщив ему, что когда они с мамой отплыли из Роттердама обратно в Канаду, папа был в Голландии.
– Я уверена, он стоял на пирсе и провожал вас, – сказала она.
И вот теперь Лесли забралась к нему в кровать и взяла за пенис, чтобы сообщить еще что-то важное; он был весь внимание и в то же время наполовину спал, как в добрые старые времена.
– Я про ее татуировку, про «Покуда я тебя не обрету», – шепнула ему на ухо Лесли. – Может быть, тут вовсе не Уильям.
– Что? – переспросил Джек.
– Подумай сам. Ведь Уильям, вообще говоря, никуда не пропадал, она всегда знала, где он.
– А где он сейчас?
– Понятия не имею. И Алиса тоже.
– Эй, кончайте там шептаться! – крикнула из спальни миссис Оустлер Алиса, так громко, что казалось, она лежит с ними в одной постели. – Лучше уж говорить вслух, чем шептаться!
Джек шепнул на ухо Лесли:
– Но кто тогда стоит за «ты» в татуировке, если не Уильям?
– Ну, любовь ее жизни, например. Человек, который вылечит ее сердце, разбитое твоим отцом. Ясно, такого человека она так и не обрела. Я не могла ее излечить! – решительно сказала миссис Оустлер, и тут Алиса снова заорала:
239 
