Последние отзывы

  134  

– Нет. Просто…

– Ну давай, тащи бумагу.

Потом он сидел за кухонным столом и рисовал в Катином альбоме лошадь. Рисовал простым карандашом. Он нередко рисовал что-нибудь по её просьбе. Но это были всё простые вещи или какие-нибудь животные, иногда люди. Обычно Катя давала ему для рисования фломастер. Миша быстро, одним уверенным, непрерывным движением выводил дом, дерево или кошку. Катя с восторгом забирала рисунок и убегала. Она знала, что папа хорошо рисует.

Но в этот раз у Миши в руке оказался простой карандаш, правильно и остро заточенный. Он поводил им над листом толстой, приятной бумаги, но листа не касался. Поводил, примеряясь, как когда-то давно, и стал рисовать лошадь. Катя забралась на соседний стул, встала на нём на колени, упёрлась локтями в стол и подперла руками голову. Она заворожённо смотрела то на появляющуюся на бумаге лошадь, то на Мишу. А он рисовал, как не рисовал уже много лет. Он увлёкся, набросал скачущую лошадь с развевающейся гривой и хвостом. Набросал и стал прорисовывать голову.

– Пап, как красиво! – услышал он голос дочери. – У нас учительница так не умеет.

Миша посмотрел на дочь, оторвавшись от рисунка. Посмотрел мельком, бросил быстрый взгляд. Он увидел совершенно восхищенные, блестящие и радостные глаза. Его сердце сжалось от сильнейшей нежности и острой тревоги вместе. Он моментально вспомнил, как сам смотрел, гордился и восхищался, когда его отец делал ему лук и стрелы из ивовых веток, как любовался тем, как папа из консервной банки смастерил флюгер в виде самолётика с пропеллером.

Миша почувствовал нестерпимое желание не допустить ничего плохого, жестокого и грубого до своих дочерей, жены и всего того пространства с дверью и окнами, в котором его дети и жена должны были чувствовать себя в безопасности, окружённые огромным городом и таким ускользающим от понимания миром. Он остро захотел не допустить до всего этого и до своих самых любимых и близких детей и жены ничего опасного, чем мог грозить им этот город и этот мир. Но ещё больше он ощутил необходимость защищать их от того, что ужасного есть в нём самом. От своих слабостей, порочных желаний, эгоизма, да и просто от сомнений, тревог и страхов, а главное, от того, что он плохого про этот город, мир, жизнь и людей знал.

Он со всей ясностью почувствовал, как сильно и всецело жизнь маленькой девочки с блестящими от радости глазами зависит от него, от Миши, то есть от человека, которому она говорит «папа». Как всё в этом пространстве, которое его дочери, его жена и он сам называют «домом», зависит от него. От его действий, поступков и даже настроений. Мишу пронзило понимание этого, но карандаш продолжал делать лёгкие, но чёткие штрихи на бумаге. У лошади появился глаз.

– Ну, пока хватит, – сказал Миша, – завтра дорисую. Забери листок и карандаш.

– А точно дорисуем? – недоверчиво спросила Катя.

– Обязательно, только напомни мне. Сегодня дорисовал бы, но должен съездить по делам.

– Понятно, – безропотно сказала Катя, забрала карандаши, бережно взяла листок с незаконченной лошадью и пошла к себе, держа его двумя руками, рассматривая рисунок на ходу.

Миша посмотрел ей вслед. «Поеду и покончу с этой историей раз и навсегда, – подумал он, – раз и навсегда!»

Он сунул руку в карман халата, достал телефон и решительно набрал Соню.

– Сонечка, привет, – сказал Миша бодро, когда она ответила, – как ты? Как самочувствие?

– Так… – ответила Соня спокойно. – непонятно, какое самочувствие. И настроение такое же.

– А я только-только ожил, – сказал Миша, как можно веселее. – Ох, я и дал вчера. В смысле, напился так, что себя потерял. Не помню, как домой попал.

– Когда же ты так успел? – спросила она. – Я уезжала, ты был ещё вполне.

– Быстро успел. Дурное дело – не хитрое. Но я вот что хотел тебе сказать… Дам я твой телефон Сергею, а? Нет, не подумай, он меня об этом не просил. Просто, я думаю, так будет лучше и проще.

– А я сегодня проснулась, взяла сына и поехала к маме, – будто не услышав вопроса, сказала Соня. – Вот сижу у мамы, ем. Уже второй раз подряд ем. Просто остановиться не могу.

– Здорово! – не зная, как ещё прокомментировать её слова, сказал Миша.

– Мама-то в Зеленограде у меня живёт. Думаю, останусь здесь ночевать. Так мне тут спокойно стало, Миша. Так душевно. Я решила пару дней отдохнуть, а в понедельник подумаю, отдыхать ещё или начать искать работу.

– А у тебя, что ли, совсем никаких идей на этот счёт? – спросил он. – Даже-даже никаких вариантов?

  134