Последние отзывы

  122  

Он почувствовал запах жасмина за миг до того, как с барка, легко ступая по сходням, сбежал молодой китаец. Одетый по-европейски, китаец вел себя так, словно ему не в новинку распоряжаться французами-носильщиками. Раскосый Моисей, явившийся по дну моря, распавшегося надвое, помахивал тросточкой, похожей на кобру с головой из серебра. Экзотический гость был свободен в поведении, и никто – матросы, торговцы, шлюхи – не проявил к нему интереса.

Даже юнец-карманник отвел взгляд, любуясь дерущимися воробьями.

«Что значит жасмин? – размышлял Эминент, ожидая, пока китаец взойдет по каменным ступеням лестницы и поравняется с ним. – Калиостро пах розами и мускусом. Сен-Жермен – яблочным табаком. Молчаливый – ладаном. Я, когда ослабляю контроль, пахну горькой косточкой абрикоса…»

– Вы тот, кого я ищу, – остановившись в трех шагах от барона, на границе незримой, но ясно очерченной сферы, китаец поклонился. – Зовите меня Чжоу Чжу.

В отличие от своих соплеменников, он обошелся без заискивающей ухмылочки. По-немецки герр Чжоу говорил отменно, с нижне-саксонским акцентом. Длительные хождения вокруг да около, у азиатов предшествующие любому деловому разговору, он также опустил.

– Вы тот, кого я жду, – последовал ответ. – Зовите меня Эминентом.

– Я проделал далекий путь.

– Нуждаетесь в отдыхе?

– Нет.

– В еде? Питье? Дружеской беседе?

– Я нуждаюсь в вас.

– Неужели никого не нашлось ближе?

– Старик Гао Гун принял обет молчания. Панас Рудый ненадолго умер. Полагаю, в ближайшие годы он недоступен. Жаль, потому что первый умел замечать главное, а второй жил неподалеку от цели моего странствия. Кроме них, я не знаю никого, кто видел бы Будущее яснее вас. Если речь идет о подробностях, вам нет равных. Там, где мы обнажены на ветру, это не вызывает сомнений.

– Хоен-Вронский?

– Поляк не расположен к просителям.

– Элифас Леви?

– Вы не хуже меня знаете, что он еще полностью не родился. Сейчас он – Альфонс-Луи Констан, дьякон в семинарии Пти-де-Пари. Обет плотского воздержания занимает все его мысли и сковывает силы. А я не могу ждать двадцать лет, пока он разочаруется в вере. Сперва я хотел ускорить их встречу с Хоен-Вронским, чтобы Леви родился раньше…

– И что?

– Отказался от этой мысли. Решил, что вмешательство приведет к скверным последствиям. У Леви слишком хрупкий склад души. Фарфор не куют молотом…

В речи герра Чжоу не было ни капельки китайщины.

«Будь мы героями романа, – подумал Эминент, – автор не снискал бы восторгов читателей. Скучный, непонятный посторонним разговор. Ни колорита, ни драматических разъяснений. Обычная история, когда речь идет о Посвященных. Любой умер бы от тоски, подслушав, скажем, мою беседу с Калиостро. Когда мы оставались наедине, у графа не было нужды в павлиньем хвосте…»

– Чье будущее вас интересует, герр Чжоу?

– Это мальчик. Русский. В прошлом месяце ему исполнилось три года.

– Хороший возраст. Образ и подобье с вами?

– Кое-что есть. Не знаю, подойдет ли это вам… Показать?

– Не здесь. Пройдемте в харчевню матушки Кло. У нее подают дивный сидр. Если вы предпочитаете крепкие напитки, ее кальвадос славится на всем побережье.

– Мой багаж?

– Не волнуйтесь. Мои спутники проследят.

– Я не волнуюсь, – резко бросил Чжоу Чжу. – Это ваши рабы?

Впервые китаец проявил раздражительность. Молодость просителя не смущала Эминента, знавшего, что Посвященный может выглядеть и младенцем. Но сейчас, казалось, тело герра Чжоу взяло верх над разумом, и вздорный юнец вырвался наружу, отстранив истинный дух.

– Это мои спутники. Я оказал им ряд услуг. Взамен они платят мне преданностью.

– Значит, рабы, – кивнул китаец. – Хорошо, идемте.

2

Зайдя в харчевню, они сели за угловой столик и погрузились в молчание. Сперва ничего не происходило. Даже матушка Кло, обычно расторопная, не спешила броситься к солидным, вне сомнений, денежным гостям. Минута, другая, и те посетители, кто решил с утра пораньше побаловать себя глоточком сидра, вдруг вспомнили о неотложных делах. Вскоре харчевня опустела. Матушка Кло просияла, словно не могла дождаться, пока клиенты разбегутся, поставила перед Эминентом запыленную бутылку кальвадоса – и без слов удалилась на кухню.

Лицо матушки выражало рассеянность, свойственную идиотам.

– Показывайте, герр Чжоу.

Китаец полез в карман сюртука. На свет явились миниатюрные ножницы, сделанные из драгоценного алюминиума. Следом за ними – лист рисовой бумаги. Барабаня пальцами по краю стола, Эминент наблюдал, как Чжоу Чжу орудует ножницами. Такой способ создавать подобье был ему в диковинку.

  122