– Почему бы тогда не пристрелить меня как собаку и не завладеть бумагами? К чему такие сложности?
– Заглянув в будущее, он мог увидеть, что там вы еще живы. И решился на «обходной маневр».
Огюст вспомнил, как, раненый д'Эрбенвилем, в бреду слышал от потомков про свой некролог. Значит, сентябрь? «Ревю Ансиклопедик»? В газете могли опоздать с публикацией… Сейчас август. В любом случае, если верить Оракулу, осталось недолго.
Эминент может не волноваться.
– …кроме того, у фон Книгге есть слабость. Он очень высокого мнения о своих способностях. Ножом или пулей он не брезгует, но предпочитает более изощренные способы. Вот как сейчас.
– В смысле?!
– Вы заметили, что с «Клориндой» творится какая-то чертовщина? Явление мегалозаура; матросы косятся на нас, как на исчадия ада. Что им мерещится – одному Богу известно. Вам почудилось, что я уничтожаю бумаги Галуа. Опоздай Казимир вмешаться – мы оба оказались бы за бортом. Я и сам наблюдал на палубе «призраков». Что примечательно, мне не удалось их рассеять при помощи поляризованного света. Хотя в Англии я проделывал это неоднократно! Вне сомнений, это дело рук фон Книгге. Хотя организовать нападение пиратов – проще и эффективнее…
– Типун вам на язык, друг мой! – недовольно буркнул Волмонтович. – Только пиратов нам и не хватало.
В каюте повисла нервная тишина.
Секунда, и ее разорвал донесшийся снаружи выстрел.
2
– Мы прокляты!
– За борт бесов!
– За борт!
– Святой Антоний! Я видел его!
– Да! И я!..
– Он велел мне истребить вражье семя…
– Назад, figli di putana![15]
Огюст молча радовался, что в багаже полковника обнаружился целый арсенал. Хоть на большую дорогу выходи! Сабля и пятизарядник работы Ивана Полина – для князя; двуствольный монстр и тесак – для Эрстеда; любимая наваха Шевалье обзавелась дружком – дорожным «миньоном», предназначенным для стрельбы в упор. А князь еще посетовал вслух: мол, часть смертоносных игрушек осталась в его каюте.
«Да куда ж еще?!» – изумился Огюст.
«Запомните, юноша, – напутственным тоном изрек князь, – оружия много не бывает. Надеюсь, вы проживете достаточно долго, чтобы убедиться в моей правоте».
Они выбрались на палубу, окунувшись в промозглую сырость. Влага пропитала воздух, оседая на металлических деталях рангоута, на одежде, в легких. Эрстед закашлялся, содрогаясь всем телом.
– Вот они!
– I bastardi di diavolo![16]
– Мадонна! Спаси и сохрани!..
– За борт их!
– Назад! Я убью каждого, кто посмеет!..
Джузеппе Гарибальди полностью разделял взгляды князя по поводу оружия. Абордажный клинок в правой руке, пистолет – в левой; два мушкета за плечами. Третий, разряженный, валялся на палубе у ног капитана.
– Синьоры, занимайте оборону, – Гарибальди был спокоен и деловит. – Я надеюсь их образумить. Если же дело дойдет до драки, я намерен защищать вас до последней капли крови. Эй, вы, трусливое отродье! Слышали?
Вся безудержная экспрессия сгинула. Лишь одинокая капелька пота ползла от виска по скуле, пока не скрылась в бороде. Этот Гарибальди слов на ветер не бросал. Застрелит – и глазом не моргнет.
Матросы попятились. Озлобленные, напуганные, бунтовщики медлили. Страх придал им решимости, но все понимали: грядет бойня. Никому не хотелось оказаться среди неудачников, даже выполняя приказ Святого Антония.
– Джузеппе, отдай их!
– Против тебя мы ничего не имеем…
– Ни зги не видно!
– Налетим на скалы!
– L'ammaliamento![17]
– За борт бесов!
«Клоринду» мглистым саваном окутывал туман. Он клубился, бурлил, как жижа в лабиринте «потомков»; в глубине проступали фигуры – уроженцы ночных кошмаров. Жабьи хари пускали слюни, бугрились щупальца, похожие на слоновьи хоботы, норовя увлечь судно в пучину. Смутно, на пределе видимости, сквозь кокон маячило рыжее пятно – солнце недавно взошло.
Но его лучи тщетно боролись с наваждением.
Тайное чутье подсказывало Огюсту: туман накрыл только «Клоринду». Сядь в шлюпку, отплыви на четверть кабельтова от шхуны – и попадешь в ясное утро.
– Все сказали? – Гарибальди дождался, пока ропот утихнет. – А теперь слушайте меня, вашего капитана. Я обещал доставить пассажиров в Ниццу, и я это сделаю! Какие бесы? Поповских сказок наслушались?! Эти достойные синьоры – такие же люди, как и вы. Вот вам мое последнее слово: вы складываете оружие и расходитесь по местам. А я забываю о вашем бунте. Или кто-то хочет на рею? А? Не слышу!