очень нудно 
133 
– С каких пор мы заделались критиками? – сказал Мартин, закрывая дверь. В руках он держал скрипку Гварнери. Она была очень похожа на ту, на которой я раньше играла.
– Ну же, сыграй что-то для нас, пожалуйста, – попросила Катринка нетвердым голосом, в глазах ее безнадежная боль и удивление. И только взглянув на Фей, она успокоилась.
Фей стояла на столе. Она смотрела на меня. В ней чувствовалась какая-то холодность, твердость; наверное, она могла бы сказать: «Моя боль была больше, чем вы можете себе представить», то есть то самое, чего мы опасались, обзванивая морги и описывая ее по телефону. А может быть, ее вид означал всего лишь: «Моя боль была не меньше вашей».
Она стояла передо мной – живая.
Я взяла в руки новую скрипку и быстро настроила. Струна ми очень ослабла. Я подкрутила колок. Осторожно. Скрипка не такая чудесная, как мой Большой Страд, но очень хорошо сохранилась и, как говорили, прошла удачную реставрацию. Я подтянула смычок.
Что, если не будет никакой песни?
Горло сжалось. Я взглянула на окно. Мне хотелось подойти к нему и просто полюбоваться морем, и просто порадоваться, что оно здесь, и не говорить, что ничего, мол, что она уехала, и не выяснять, чья это была вина, или кто вел себя как слепой, или кому было наплевать.
Мне особенно не хотелось выяснять, умею ли я играть или нет.
Но в подобных обстоятельствах мой выбор ничего не означал. Я подумала о Стефане в лесу. Прощай, Триана.
Я настроила струну ля, затем ре и соль. Теперь для этого мне не нужна была ничья помощь. Более того, я с самого начала могла бы взять идеальный верхний регистр.
Все было готово. Я вспомнила, что в тот день, когда мне ее впервые показали и сыграли на ней, она звучала чуть ниже и сочнее, чем Страд, ее звук был сродни звучанию большой виолы, и, может быть, даже еще глубже. Я тогда не обратила внимания на эти особенности. Объектом моей любви был Страд. Ко мне приблизилась Фей. Я подумала, что ей хочется что-то сказать, но она не может, ведь я тоже не могла. И я снова подумала: «Ты жива, ты с нами, у нас есть возможность защитить тебя от всего».
– Хочешь потанцевать? – спросила я.
– Да! – ответила Фей. – Сыграй для меня Бетховена! Сыграй Моцарта! Сыграй кого-нибудь!
– Сыграй радостную песню, – попросила Катринка, – знаешь, одну из тех красивых радостных песен…
Хорошо.
Я подняла смычок. Пальцы быстро запорхали по струнам, заметался смычок, и зазвучала радостная песня, веселая, свободная, счастливая песня, лившаяся ярко и свежо из этой новой скрипки, я даже сама чуть не пустилась в пляс, закружившись, завертевшись, подталкиваемая инструментом, и только краешком глаза увидела, что они танцуют: мои сестры, Роз, Катринка и Фей.
Я все играла и играла. Музыка лилась не переставая.
Той ночью, когда все уснули и в комнатах стихло, а высокие стройные женщины прохаживались по бульвару в ожидании клиентов, я взяла скрипку, смычок и подошла к окну, что располагалось в самом центре фасада.
Я взглянула вниз, на фантастические волны. Я увидела, что они танцуют, совсем как недавно танцевали мы. Я заиграла для них – уверенно и легко, без страха и гнева.
Я заиграла для них печальную песню, прославляющую песню, радостную песню.
133 
