Последние отзывы

  167  

Роузи обернулась и увидела его (с того места, где он сидел, и не догадаться было, что женщина в темном костюме и шляпке — Роузи). Она встала и подошла к нему.

— Пирс, — прошептала она, усаживаясь. — Послушай, я понимаю, это немного странно. Я могу попросить тебя об одолжении? — Он не знал, что сказать, и поэтому просто подождал, пока она продолжит. — Видишь вон того типа в первом ряду, справа? Сутулый такой? Это кузен Бони.

— А.

— Мы думали, что он будет, ну как это, нести. Саркофаг. Гроб. Но он только что сказал, что не сможет. Спина больная, что-то такое. Не мог бы ты.

На Пирса накатила волна стойкого ужаса и тут же прошла. Его не просили нести тело его дяди Сэма, он уже не помнил почему.

— Э, — сказал он. — А что, больше никто не может — члены семьи, друзья. То есть я бы рад, но я ведь едва его знал.

— Все уже мертвы, — сказала Роузи.

Она подняла взгляд, и Пирс увидел, как она чуть побледнела — такое ему редко доводилось наблюдать; он повернулся. По центральному проходу неуверенно шла Вэл. На скамейку Пирса она села почти с облегчением.

Мертвы не все, подумала Роузи.

— Вэл, — сказала она. На Вэл было эффектное, очень плотно сидящее темное платье, вовсе не черное, если присмотреться: оно отливало разными цветами, словно оперенье гракла.^[466] На лице — солнечные очки. Просто кинозвезда, прибывшая инкогнито. — Ты не поможешь нести его?

Вэл не ответила. Роузи не сразу догадалась, что она не поняла вопрос: там, за темными стеклами очков, она пыталась сообразить, чего Роузи от нее хочет.

— Ты не поможешь вынести гроб? — повторила Роузи.

— Господи, нет, — ответила Вэл.

— Конечно, конечно. Хорошо, — сказала Роузи и коснулась ее плеча. — Пойдем, Пирс.

Она взяла его за руку, и он встал со скамейки; Роузи повела Пирса боковым проходом к своей скамье. Руку его она не выпустила, но сжала с неожиданной силой.

Служба была такой же скромной, как и церковь: священником была женщина, одетая в темный костюм, почти как у Роузи. Сияющие чистотой щеки и седые пепельно-светлые волосы, в глазах и в уголках рта угадывается добродушие; в начале службы она сказала, что покойный просил не произносить ни речей, ни проповедей, и его желания будут исполнены. Она говорила так печально и выразительно, словно это и была похвальная речь. Затем открыла свою книгу.

В христианском похоронном обряде Пирсу всегда казался очень трогательным — каждый раз на глаза наворачивались слезы, — миг, когда священники говорили о возвращающейся домой душе, которая больше не будет страдать. Они не могут сказать об этом, не напомнив, что наши души страдают. Вечный покой даруй ему, Господи. Ничто его не тронет.^[468]

Служба была очень короткой. Роузи подтолкнула его локтем, а сотрудник похоронного бюро указал, где встать и за какую ручку взяться. Вместе с Аланом Баттерманом и четырьмя незнакомыми старейшинами общины Пирс понес гроб Бони (тяжелый или легкий? Трудно сказать) по проходу между рядами, вынес из церкви и поставил на катафалк.

И тут Пирс понял, что не может развернуться и уйти домой, он должен поехать на кладбище, где бы оно ни было, и доставить Бони в его последнюю обитель, безысходную землю.

— Поедем со мной, — сказала стоящая рядом Вэл. — Я расскажу тебе кое-что.

Алан убедил Роузи устроить поминки за счет Фонда; миссис Писки, все еще крепкая в силе своей^[469] как экономка, знала, что нужно делать, и организовала все так, будто продумывала каждую мелочь уже несколько лет; на лужайке перед домом поставили длинные столы, накрытые белыми неразглаженными скатертями, словно холстами на флорентийских картинах, где изображены мертвые святые; ящики с прохладительными напитками на льду стояли возле столиков, а вокруг них — юноши в белых рубашках, всегда готовые обслужить, был даже парнишка, который помогал парковать машины. Все утро к Роузи в доме или на лугу то и дело подходили деловые юноши и приглушенно спрашивали, что еще нужно сделать (хотя они и смеялись порой, расставляя столы или расстилая скатерти); но сейчас все уже готово, и гости торжественно входят на луг, столь обширный, что толпиться им не придется, и настороженно чего-то ждут. Роузи подумала: Елисейские поля.^[470] Словно все они явились в своих красивых одеждах, чтобы увидеть жизнь, очень похожую на земную, но более тихую и спокойную.

  167